Следы на воде

Я поежилась в ожидании мордобоя. Но никто не спешил бить морду наглой оккупантке. Пассажиры смотрели в окно и не обращали на нее никакого внимания. Продолжая вещать, она стала рыться в грязных пакетах. Вытащила копченую рыбу не первой свежести и, отрывая руками куски, начала ее пожирать. Котик жалобно замяукал. Девушка зажала нос. Роксана отвернулась. А Саша сказала вполголоса: «Che schiffo!»33

– Алло! Лидочка? – вновь заговорило существо, – я в автобусе. Рыбу жру. Кругом латышские морды.

Далее следовал пассаж в адрес девушки с котиком.

Девушка побледнела. Пассажиры зашикали.

– Не нравится, езжайте на машине. У меня друг – начальник милиции, Харламов. Хотите, я вам сейчас вызову. Довезет. Прямиком в «Белый лебедь». Не хотите? А я вот в Йемен сейчас буду звонить, – отрезала тетка и, продолжая откусывать рыбу, держа ее за хвост, другой рукой снова нащупала в кармане замасленных штанов мобильник и, вытащив его, принялась набирать номер: – Hello! Hello! How are you? Can I speak to Leila?34

Заговорила она совершенно без ошибок. И тут же бодро перешла на арабский…

Пассажиры стали заинтересованно вертеть головами.

– Че вылупились, морды? – и снова по-английски: – Yes, of course, it’s tоo early… She’s not at home yet… I will call in two hours…35

Персонаж был необычайно лингвистически образованным для здешних мест. Впрочем, нецензурной лексикой он тоже владел виртуозно. Наконец один из мужиков не выдержал:

– Ну хватит тебе. Заткнись. Люди едут спокойно, а ты орешь и воняешь.

– Отвяжись. Не нравится – поедешь на машине в «Белый лебедь», – возопила полиглотка. – Хочу и еду. Хочу и жру. Хочу – по телефону звоню.

И пошла по уже знакомому кругу, призывая в свидетели Харламова, русскую культуру и латышские морды.

– Так… Не заткнешься – сейчас помогу, – сказал мужик, решительно поднимаясь с места, и двинулся по проходу.

– Валдис! – раздалось с заднего ряда.

Мужик остановился как вкопанный. Я невольно оглянулась. Сосед сзади уже протягивал руку:

– Валдис! Сколько лет! Двадцать?!!

«Одноклассник мой! Двадцать лет не виделись – и надо же как встретились», – пояснил он, перехватив мой взгляд. И приятели бросились друг другу в объятия.

Так и ехали. Девушка прижимала к себе корзинку с котиком. Белый Лебедь то вещала во весь голос, то вдруг, задремав, выпадала из эфира, и тогда до нас долетал сзади жаркий шепот Валдиса, рассказывающего вновь обретенному другу сагу о своей жизни:

– И вот, представляешь, я тогда под Лондоном работал – прихожу домой, а она уже с ним. Ну, я вещички – и на выход. Так с тех пор один. Ну а ты?

– А я в Ирляндии был. На приработках. Только не склалось. Вид на жительство не получил, думал уезжать. Мне мамка еще когда говорила: «Тебе Ирляндии – как свинье небо не видать». Но я по-своему. Не хотел уезжать. Ну меня и научили: мол, дай полицейскому в морду – посадят на три года. У них там так. Ни забот, ни хлопот. И тюрьмы у них – не то что наш «Белый лебедь», там тебе и телек, и камера отдельная, и белье каждые три дня меняют – отель! А если будешь английский учить, так и деньги плотят. Я на дом заработал почти, пока учил. У меня сосед был убийца, так ему еще больше повезло. Раньше времени не выкинут на улицу. И денежки капают…

Автобус остановился. Вышли размяться. Покурить. Выпить кофе.

– Che strano autobus36… – сказала Саша.

– Che bella ragazza37, – раздалось над ней. Это был вездесущий Валдис, который покуривал рядом.

Он тоже оказался полиглотом.

– Вы и в Италии жили?

– Везде жил. Профессия такая. Раньше в советской Латвии была очень востребована, а после независимости – не нужен стал. Поболтался по миру. Осел в Лондоне. Дом купил. В Уимблдоне. Теннисный турнир знаете? Так вот там.

– А что за профессия такая?

– Угадайте!

Агроном, строитель, электрик, инженер, водитель – все оказывалось не то.

– Преподаватель марксизма-ленинизма?

Тоже нет. Я сдалась.

– Метатель копья, – торжественно изрек Валдис.

«Wagenführer» засигналил, призывая пассажиров обратно в автобус.

– Санитарная остановка окончена, – объявил водитель.

Тронулись. И все пошло своим чередом. Раздалось знакомое:

– Салям алейкум… Йемен? Йемен? Лейла?А, Харламова на вас нет!

Прошло два часа, и она снова звонила в Йемен.

– Надоела уже, сейчас тебя ссадим, будешь дальше шуметь…

– А! В «Белый лебедь» захотела!

– Так вот, а я ей тогда, суке… – шептал Валдис – видимо, о жене.

Солнце садилось в предгрозовые облака. За окном мелькали поля и перелески. Косые лучи и тени скользили по автобусу. В предзакатных лучах вспыхивали золотом свернутые снопы сена. Серенькие домишки жались друг к другу попарно, словно тоже спешили рассказать соседу свои истории.

Внезапно у старика, сидевшего в первом ряду за водителем, случился то ли приступ белой горячки, то ли просто экзистенциальный кризис, и он с громкими криками стал рвать и раскидывать по автобусу буханку хлеба. Кто-то бросился его унимать. Впереди завязалась возня. Там была своя жизнь, свои драмы, о которых пассажиры задних рядов даже не подозревали…

Белый Лебедь снова задремала, уронив голову на обвислую грудь.