Троица стационарных объектов: расщепитель + станция сборки + стационарное хранилище
– это основа всего.На оставшихся вкладках Технологических Карт были показаны предметы, которые я мог сейчас производить при наличии нужного количества энергии и сырьевых картриджей. Сейчас доступен был только нулевой технологический уровень [T0]. Путь предстоял долгий, но именно поэтому он был так интересен. Сделать можно было не много: респиратор, маска для плавания с миниатюрным кислородным баллоном, каска, примитивный бронежилет (как у копов), батареи от SSS до М-размера, провода, технический лазерный резак, универсальный нож, фонарь. Небогато, но на то он и нулевой технологический уровень.
Используя Хранилище браслета как бункер приемки, я тайно накидал в него металлолома с работы и начал расщепление, создавая свой первый картридж S-размера. Ушло полчаса и двести единиц энергии, выдав на выходе коробочку размером в пачку сигарет. То самое измененное фазовое состояние материи вместило два кило стали в этот небольшой брусочек весом меньше двухсот грамм. Во время следующего захода я запустил сначала одно, а потом второе производство предметов, проверяя, есть ли такая возможность. Оказывается, она была. Главное, чтобы хватило энергии.
Главный врач хосписа Чадо Сандрес не сразу поверил глазам, когда поднялся на второй этаж, проверяя своих пациентов. Привычным было бы слышать крики боли, стоны, бегающих туда-сюда медсестер и взгляд людей, смирившихся со своей неизбежной смертью. Но вместо этого встретила энергичная беседа пациентов, совсем не думающих умирать. Они ходили по коридору с глупыми улыбками, делали зарядку, по-старчески кряхтя и смеясь при этом над самими собой. Смех – это последнее, что можно ожидать услышать в хосписе. И самое удивительное, пациенты ждали доктора.
Войдя в первую палату, Чадо в сопровождении медсестры остановился у первой попавшейся кровати. Френсис Дэвид Монтана, шестьдесят девять лет. Глубокие морщины, седина, выцветшие от старости глаза и столь непривычный для пациента здоровый румянец на щеках. Старик смотрел в окно, довольно быстро заметив Лукаса.
– Мистер Монтана. – Лукас прочитал имя на листе с личным делом, прикрепленным к кровати. – Вижу, вам лучше. Давление в норме, а сердце бьется как у молодого.
– Это были вы, да? Не надо прикидываться, будто вы с этим никак не связаны!
– С чем связан?
– Ночью! – Старик вскрикнул, как безумец. – Это вы сюда приходили! Вы что-то со мной сделали! Отвечайте! Я скоро умру, да!? Ваше лекарство дает только временный эффект, и боль скоро вернется! Дайте мне его еще!
Лукас устало вздохнул.
– Давайте уточним. Вы проснулись ночью, сами не зная почему. Чувствовали себя необычайно хорошо. Потом какой-то неизвестный невидимый человек сказал, что вы теперь здоровы и ничего ему за это не должны. И через несколько дней он с вами свяжется.
Старик оживился, довольно улыбнулся и попытался подойти к доктору. Но дорогу ему преградил медбрат крупного телосложения.
– Я так и знал! Это все ваши фокусы! Когда боль вернется? Через час? Через два?
Фраза «Успокойтесь» имела бы сейчас обратный эффект. Боль сводила людей с ума. Сама мысль о том, что она может вернуться, ввергала пациентов хосписа в состояние паники, которая сейчас царила в голове этого старика. Люди боялись не боли. Они боялись страданий.
– Мистер Монтана. – Чадо жестом попросил медбрата отойти. Надо установить доверительное общение. – То, что я сказал, слово в слово за это утро рассказали мне десятки пациентов с первого этажа. Если бы не это, увидев вас в столь хорошем состоянии, я бы первым делом отправил вас на обследование. Вы выглядите слишком хорошо для человека, который еще вчера был прикован к постели. Вы слышите это?
– Что слышу?
– Прислушайтесь.
Несколько секунд старик молчал, пытаясь услышать что-то ненормальное. На соседней койке Айша с кем-то говорила по телефону. Еще дальше толстушка Мэгги писала кому-то СМС. Она все утро это делала. Трое других пациентов палаты прожигали взглядами спину доктора, ожидая его вердикта. В коридоре слышались смех и простой женский плач в два голоса. За годы жизни Френсис научился различать виды женского плача. Этот был далеко не от горя. Облегчение, понимание, сострадание. Вот о чем ему говорили эти рыдания.
– Плач?
Лукас поднял указательный палец.