Среди коллег, слушавших мои доклады о соотношении индийских и ангарских флор, были не только специалисты по отпечаткам растений («макрофоссилиям»), но и палинологи. Они-то и не разделили мой оптимизм. Надеюсь, читатель помнит, что палинология — наука, изучающая споры и пыльцу растений. Оболочки спор и пыльцы (их часто называют собирательным термином «миоспоры») встречаются в огромных количествах в палеозойских, мезозойских и кайнозойских, особенно угленосных, отложениях. Обычно палинологи не уверены в том, какими растениями продуцировались миоспоры, которые поэтому описываются под самостоятельными родовыми и видовыми названиями. Мне бы следовало сразу поинтересоваться, насколько миоспоры подтверждают мои выводы, сделанные по макрофоссилиям, и уж затем звонить на всех перекрестках. Палинологи сразу указали мне, что звонить преждевременно. Ведь если взять списки миоспор из верхнего палеозоя Ангариды и Гондваны, в том числе и Индии, то в них можно найти очень много общего, особенно в родовом составе миоспор (фиг. IX).
Мало того, те общие морфологические типы миоспор, которые известны на обоих материках, появляются тут и там в одинаковой последовательности. Это особенно ярко видно на тех миоспорах, которые относят к пыльце голосеменных. Сначала появляются пыльцевые зерна с одним воздушным мешком, окружающим тело пыльцы широким ободом. Затем появляется пыльца с двумя воздушными мешками, к которой еще выше добавляется сходная двухмешковая пыльца, имеющая ребристое тело. Почти одновременно появляется и ребристая пыльца без мешков, относимая к роду Vittatina. Правда, последней пыльцы мало в Индии, но много на других гондванских материках. Самое неприятное было в том, что такая последовательность отмечена не только на ангарском и гондванском материале, но и в Еврамерийской (тропической) области. Вполне естественно, что палинологи использовали сходство в последовательности типов пыльцы для сопоставления соответствующих толщ по их возрасту.
Попытка заинтересовать палинологов возникшим противоречием не удалась. У всех есть собственные заботы. У меня их тоже хватало, и поначалу казалось, что придется заняться розыском корней противоречия в отдаленном будущем. Случилось же так, что я снова отправился в Индию по приглашению К. Р. Суранге. Заниматься макрофоссилиями уже не имело большого смысла, тем более что специалисты по ним моих выводов не оспаривали. Было решено взяться за сравнение миоспор. В Лакхнау нет разделения специалистов на палинологов и тех, кто занимается только макрофоссилиями. Я таким преимуществом не обладал и, поскольку времени на подготовку почти не было, отправился в Лакхнау с весьма легковесным палинологическим багажом, в чем и признался Суранге, когда изложил ему свои планы. Тем не менее Суранге планы одобрил. Его сотрудники — Суреш Шривастава, К. М. Леле и X. К. Магешвари — несколько дней с утра до вечера внедряли в меня азы практической палинологии. Пройдя ускоренный курс обучения, я засел за микроскоп.
Главное, с чем предстояло разобраться, — это с соотношением форм мешковой пыльцы разных палеофлористических областей, и прежде всего Ангариды и Гондваны. Запомнить диагностические признаки нескольких десятков родов, выделенных для такой пыльцы, не так уж сложно. Несравненно сложнее научиться различать сами диагностические признаки. Обычно пыльца, извлеченная из породы, сплющена в тонкую лепешку, да часто еще и со сдвигом. Понять, как и с какой стороны прикрепляется мешок, какие пупырышки расположены на оболочке снаружи, а какие изнутри, как изменяется тонкая структура мешка вокруг зерна, далеко не просто. Иногда на реконструкцию общего прижизненного облика единственного зерна уходят многие часы. Приходится работать с самыми большими увеличениями и, постепенно меняя фокус, делать «оптические срезы» зерна в разных плоскостях, а потом мысленно совмещать картины, получавшиеся для разных плоскостей. Мои учителя, особенно Леле и Магешвари, были прекрасными мастерами таких реконструкций и, что было еще важнее для меня, терпеливыми педагогами,
Я жил в гостевых комнатах прямо в институте и мог приходить в лабораторию в любое время, а покидать ее только для сна и еды. Меня снабдили литературой и многочисленными препаратами (некоторое число препаратов я привез с собой). Очень медленно картина стала проясняться. Обнаружились различия между формами миоспор, казавшимися общими для Ангариды и Гондваны. В таких случаях можно было утверждать, что общность родовых названий пыльцы не свидетельствует о том, что и роды родительских растений были одними и теми же. С таким параллелизмом форм, не подкрепленным родством, палеонтологи знакомы давно. Он проявлялся и в макрофоссилиях верхнего палеозоя. В конце концов я пришел к выводу, что именно параллелизм ответствен за общность миоспор Ангариды, Гондваны и отчасти Еврамерийской области. Этот вывод, впрочем, страдал изрядной гипотетичностью. Мои индийские коллеги в общем были с ним согласны, но тоже понимали, что решающие доказательства еще предстоит получить.