Следы в сердце и в памяти

Сергей Павлович со своими заместителями-единомышленниками был ярым сторонником применения на ракетах экологически чистых компонентов топлива. Как известно, немцы на своих первых ракетах ФАУ-2 применили в качестве горючего этиловый спирт, а в качестве окислителя - жидкий кислород. На первых наших ракетах были применены эти же компоненты топлива. Затем, при ведущей роли Глушко, освоили другую, более энергоёмкую и так же экологически чистую пару - керосин с жидким кислородом. На очереди была пара "жидкий водород с жидким кислородом". Жидкий водород и жидкий кислород при обыкновенной температуре и давлении бурно кипят[8]. Такие компоненты в технике называют низкокипящими (или криогенными), а саму область техники, ими занимающуюся, - криогенной техникой. Их трудно хранить в течение длительного времени; при заправке и подаче через насосы в двигатели возникают специфические трудности; вследствие быстрого испарения необходимо либо постоянно подпитывать баки ракеты, либо применять какие-либо дополнительные меры (высокая степень термоизоляции, повышение давления в баках и т. д.). Все подобные меры отрицательно сказываются на боеготовности боевых ракет (то есть времени, необходимом для подготовки ракет к пуску), хранение ракеты в заправленном виде практически исключается. Американские специалисты проблему боеготовности решили применением твёрдотопливных (в обиходе "пороховых", хотя это, конечно, не порох, а коллоидные или смесевые твёрдые топлива) ракет. У нас же не была освоена технология изготовления крупногабаритных зарядов из твёрдого топлива и основная ставка была сделана на жидкие высококипящие компоненты топлива, то есть такие, которые закипают при относительно высоких температурах, а при нормальных земных температурах находятся в обычном жидком состоянии. Под руководством Глушко были разработаны двигатели, использующие в качестве горючего так называемый НДМГ[9], а в качестве окислителя - азотнокислые окислители. Главный конструктор КБ "Южное" в Днепропетровске М. К. Янгель и Главный конструктор В. Н. Челомей в Москве и сделали ставку при разработке своих ракет именно на эти двигатели. Выиграв в чём-то, отказавшись от криогенных компонентов, они приобрели взамен страшно ядовитое топливо, опасное не только для людей, но и для всего живого на Земле. Если применение этих экологически опасных компонентов на боевых ракетах ещё как-то можно было оправдать, то с использованием их в ракетах-носителях космических объектов, не требующих постоянного поддержания высокой боеготовности, трудно было согласиться, тем более, что по своим энергетическим характеристикам эти компоненты уступали хорошо освоенной паре "керосин плюс кислород", а тем более "водород плюс кислород".

В самый разгар проектирования ракеты Н-1 Глушко стал категорически настаивать на паре НДМГ плюс азотная кислота. Но возникло еще одно принципиальное разногласие. Первоначально предполагалось, что на ракете будет установлено шесть двигателей с невиданной доселе тягой по 600 тонн каждый. Однако нереально жесткие сроки, установленные по вводу в эксплуатацию ракеты, а также весьма урезанное финансирование заставляли усомниться в возможности доведения таких грандиозных двигателей до нужной степени надёжности в заданные сроки. После тщательных дополнительных теоретических и проектно-конструкторских исследований нашим КБ было предложено перейти к схеме с 24 двигателями с тягой по 150 тонн каждый. И с этим предложением Глушко тоже не согласился. Поскольку он был в стране единственным конструктором большеразмерных двигателей, Королёв был поставлен указанными двумя ультимативными требованиями в почти безвыходное, я бы даже сказал унизительное положение. Главному конструктору сложнейшего ракетно-космического комплекса диктуют явно неприемлемые условия, загоняя его в угол. Королёв был взбешён, метался, как загнанный в клетку зверь. Была ли у него возможность силовым способом, через Центральный комитет партии, через правительство заставить Глушко подчиниться - не знаю. Даже если бы такая возможность имелась, захотел бы Королёв воспользовался ею, имея в виду предстоящую многолетнюю работу в условиях непримиримых противоречий? И было ли у него моральное право на такой шаг? Видимо, эти или подобные вопросы сильно мучили его. Он стал раздражаться чаще, чем обычно, реже шутить и улыбаться, лицо как-то посерело, иногда не мог скрыть признаков недомогания.