Следы в сердце и в памяти

Семья баронов фон Перфаль относилась к старинному дворянскому роду. Больших капиталов, недвижимости, доходов она не имела. Сам барон получил инженерное образование и работал начальником районной электростанции до самого конца войны. Когда Тюрингию заняли американские войска, ничего здесь не изменилось, но когда она по соглашению между союзниками была включена в советскую зону оккупации в обмен на сектор в Берлине, многие решили здесь не оставаться. "Отец ненавидел фашистов, - рассказывала позже мне Рената, - но ни в каких тайных антифашистских организациях он не участвовал. Он вообще старался как можно дальше быть от всякой политики. Коммунистов он тоже не любил и не знал, чего от них можно ожидать", - под строгим секретом говорила она, когда мы познакомились поближе.

Уходя из Тюрингии, американцы приглашали желающих, и особенно специалистов, представляющих какую-то ценность, перебраться в американскую зону. Отец Ренаты и уехал тогда в Баварию, чтобы устроиться там и затем забрать Ренату с гувернанткой. "Устроиться он устроился, и неплохо, - рассказывала фрау Эльза, - но вот перевезти туда дочь уже оказалось невозможным".

Мне, человеку знакомому со многими "прелестями" советского режима, можно было не удивляться этому, но все же я не удержался от дурацкого вопроса:

- Когда же он сможет вас забрать к себе?

Старая и молодая немка посмотрели друг на друга, улыбнулись и предположили:

- Герр Ри'фат, это вам наверное известно лучше, чем нам.

Ответить мне было нечем, и я предпочел продолжить свои вопросы.

- Отец тоже жил с вами в этой квартире?

Они опять улыбнулись друг другу.

- Нет, конечно, это ведь не наш дом, а дом служащего, который работал у моего отца, - ответила Рената, - мы у него снимаем нижний этаж, а он с двумя детьми и женой живёт на втором.

- Где же вы раньше жили?

- Там, где теперь штаб.

"Ничего себе", - подумал я, представив себе это двухэтажное здание, в котором мне доводилось бывать время от времени.

- Это же очень большой дом, - удивился я, - там не менее двадцати комнат. Зачем вам столько или вы часть комнат сдавали?

- Вы правы, в последние годы у нас, действительно, было несколько свободных комнат, но когда все сёстры жили вместе, нам даже не хватало комнат. Сами посудите, одних спален нам надо было десять. А ещё столовая, кухня, кабинет отца, библиотека, одна комната для уроков - учебная, одна - для шитья и вышивания, одна - самая большая - для музыки и танцев, прачечная, мастерская, комната для игрушек и кукол; двух ванных комнат было для нас мало и, извините, по утрам приходилось становиться в очередь. Только когда несколько сестёр вышли замуж, стало свободнее.

Мне очень интересно было представить себе, как жило это большое семейство, да ещё без хозяйки, без матери.

- Кто же у вас убирал, стирал, готовил? У вас был повар, домработница или какие-то другие работники?

- Когда дети были маленькие, была ещё одна гувернантка, а больше никаких работников у нас не было. Готовили, стирали и убирали старшие девочки, готовила и Эльзхен, и папа, и все мы тоже научились работать на кухне.

Переждав немного, Рената добавила:

- Мы и в саду всю работу делали сами, собирали ягоды, консервировали. Только вот теперь у нас нет ни дома, ни этого сада, - с сожалением закончила она свои пояснения.

Эти признания полностью опровергали мои представления о жизни таких высокотитулованных особ, как бароны и им подобные. Не успел я осмыслить всё сказанное, как Рената сама обратилась ко мне с вопросом:

- Герр Ри'фат, а сколько комнат у вас, в вашем доме, в вашей квартире?

Тут, правда она употребила слово "вонунг", то есть жилище.

Я чуть подрастерялся, но тут же нашёлся:

- Я жил в общежитии как студент, и своей квартиры у меня не было.

Надо сказать, что за несколько дней до этого разговора я им рассказывал, что у меня есть дочка и показывал фотографии жены и дочери. Сначала они не поняли смысла слова "общежитие", а когда поняли, у них возник новый вопрос:

- И они тоже жили с вами в общежитии?

Пришлось пояснить, что мне, как семейному студенту, предоставили в общежитии отдельную комнату до окончания института, а затем я вынужден был отправить жену с дочкой к своей тёще, в другой город. Когда вернусь из Германии, у меня уже будет своя квартира, но я её пока не видел. А сам подумал, что надо было как-то ловко соврать, чтобы уйти вообще от этого разговора. Но, как любит говорить один из моих друзей: "Хорошая мысля приходит опосля!"

В другой раз фрау Эльза и Рената заинтересовались моим именем. Они говорили, что, по их представлениям, у русских и вообще у славян такого имени нет.

- Может быть, вы иудей? - решились они спросить.

- Нет, - ответил я, - не иудей, хотя некоторое внешнее сходство с иудеями, пожалуй, имеется. Я татарин, точнее - крымский татарин, если вы вообще слышали о таком народе.