Следы в сердце и в памяти

Тут водитель открыл двери автобуса, и все стали шумно рассаживаться по своему усмотрению. Я помог Вале занять удобное место у окна с правой стороны по ходу движения, чтобы удобнее видеть море, внёс чемодан и сел рядом. Затем отдал ей веточку туи, которую с утра сорвал с куста, и спросил, помнит ли она, куда надо смотреть при крутых поворотах. Валя кивнула головой и в свою очередь задала мне вопрос, который для меня оказался совершенно неожиданным:

- Рефат Фазылович, вы сможете встретить меня в Москве, если я приеду отдать свитер Якову Семёновичу? Только отвечайте честно!

- Конечно, встречу, Валя.

- Честно?

- Абсолютно честно!

- Я вам верю, - успела сказать Валя, - и тут в салон вошла женщина, выполнявшая роль то ли кондуктора, то ли диспетчера, и стала проверять билеты.

Меня, безбилетника, она тут же попросила выйти, не дав даже сказать слова. Я стал объяснять ей, что поеду только до Ялты, конечно, не бесплатно, и просил разрешить остаться, но женщина попалась с характером, и я кроме слов "Выходите сейчас же!" ничего большего не смог от неё добиться. Наблюдавший эту сцену снаружи Яков Семёнович тоже вошёл в салон, и мы вдвоём стали её просить разрешить мне доехать до Ялты, даже уплатив полную стоимость билета до Симферополя, но женщина уже вошла в раж, почувствовала себя вершителем судеб человеческих и никакими аргументами нельзя было её переубедить.

- А вы кто такой? - обратилась она к Якову Семёновичу, выражая своим видом полное презрение, - что вы вмешиваетесь, когда вас об этом не просят? Попрошу выйти из салона. А ещё такой интеллигентный на вид человек!

Она уже перешла на самый что ни на есть базарный тон разговора. В это самое время, услышав громкие разговоры, в салон вошёл водитель и, узнав причину задержки с отправлением, совершенно неожиданно для нас согласился довести меня до Ялты:

- Да пусть едет, места же свободные есть, - сказал он, - и не надо никаких денег, - и, обращаясь ко мне, добавил, - я вас и так довезу, садитесь.

Эти слова подействовали на женщину как красная тряпка на быка, и с лицом, перекошенным от злобы, она выпалила, глядя на водителя:

- Не ты командуешь билетами и пассажирами, твоё дело - рулить. Если не хочешь лишиться места, не вмешивайся не в своё дело, садись и рули.

Видя бесполезность продолжения разговора, мы с Яковом Семёновичем поцеловали Валю в щёчки, пожали похолодевшие руки и вышли из салона. У бедной девочки даже слёзы навернулись на глаза. Вот таким получилось прощание с Валей, знакомство с которой так украсило наше пребывание в "Золотом пляже".

Во время этой сцены ни один из пассажиров не вымолвил ни слова. Что это означало - одобрение действий хамовитой женщины или боязнь навлечь её гнев и на себя? Почему у нас не принято в подобных случаях относиться друг к другу по-доброму, по-человечески, с позиции уважения интересов личности, а надо непременно показать свою власть, да ещё в таких грубых формах, оскорбляющих человеческое достоинство? Это что - неисправимое наследие диктатуры пролетариата или одна из особенностей национального характера? Я не случайно говорю о национальном характере, потому что ни в Узбекистане, ни в Азербайджане, ни в Грузии вы не встретитесь с подобным беспричинно злобным отношением людей друг к другу.

Прошло всего два дня, и ко времени отъезда Якова Семёновича погода опять прояснилась, стало тепло и приветливо, по вечерам на кустах загорелись светлячки, затрещали-засвистели цикады. В Ялту я больше не поехал, в оставшиеся до отъезда дни много купался, загорал, навёрстывая упущенное, по вечерам рьяно сражался в пинг-понг, записывал кое-какие впечатления, отправил многим родственникам письма. К концу отдыха даже забыл, что мною могли заинтересоваться в связи с "севастопольским делом" так называемые компетентные органы, но меня никто не потревожил. Кстати, что за вздорное выражение "компетентные органы"? Это, видимо, наше, чисто советское изобретение. А остальные государственные органы - они, значит, некомпетентные? Там, может быть, работают олухи царя небесного?