Следы ведут в Караташ

Юлдаш-ака сполз с тропы. Он был толст, но страх заставил его двигаться легко и быстро. Огромное тело ввинчивалось в темноту. Колючки рвали лицо и рубаху...

— Где твой гость? — спросил Джелял, выступая из темноты.

Юлдаш-ака остановился. Он ждал этого вопроса. Он знал, как на него ответить. Он выучил все наизусть. Но при виде Джеляла слова застряли в горле.

— Я тебя спрашиваю, — повторил Джелял.

— Он... Его... — пролепетал Юлдаш-ака.

— Ты что, с ума сошел?!

Джелял резко повернулся.

— Не оставляй меня, — сказал чайханщик.

Джелял вспомнил его преданные, как у собаки, глаза. Когда-то они вместе были в банде Аламбека — Юлдаш-ака исполнял тогда обязанности палача.

Нехорошо оставлять в беде товарища.

— Иди сюда, — ласково сказал Джелял. — Ну чего ты испугался?.. Все будет в порядке.

Юлдаш-ака попятился. Ему не нравился ласковый голос Джеляла.

— Иди же, иди, — повторил Джелял.

— Нет, — сказал чайханщик.

— Ты меня боишься? — удивился Джелял. — Ну и пропадай здесь, как собака.

Он подозвал коня.

— Погоди, — прохрипел Юлдаш-ака. — Я согласен. Ты же со мной ничего не сделаешь?..

— Дурак.

Джелял вдел ногу в стремя.

— Постой!.. Не оставляй меня здесь, — взмолился Юлдаш-ака, бросаясь к нему и хватая его за руки.

Джелял усмехнулся.

— Хорошо, — сказал он и спрыгнул с коня. — Я помогу тебе. Так будет безопаснее.

Они пересекли небольшой лесок. За леском были скалы.

— Тебе нечего будет бояться, — сказал Джелял. — Вот видишь — здесь...

— Здесь?..

Юлдаш-ака нагнулся — черная пропасть. Волосы встали у чайханщика дыбом.

Легкий толчок в спину.

— А-а!

Пропасть ринулась ему навстречу.

— А-а! — повторили горы.

Джеферсон уходил с перевала, ведя коня под уздцы.

...В кабинете Ларионова гудел вентилятор.

Рука с тонкими нервными пальцами быстро рисовала на бумаге квадраты и ромбики.

Капитан молчал. Лейтенант нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Гудел вентилятор.

— Это непростительно, — сказал рассерженно Ларионов. — Вы могли раньше встретить Тодда.

Лейтенант развел руками:

— Столбняк. С ним ничего нельзя было поделать... Я же не знал этого. Последняя стадия.

Капитан бросил на стол карандаш.

— Понимаете, это было единственное звено, которое могло связать нас с тем, главным...

Лейтенант молчал.

— Что вы предлагаете?

Вопрос капитана застал его врасплох. Он ничего не предлагал — никак не выходит из головы мертвый Тодд.

— Плохо.

Похрустывая сапогами, Ларионов прошелся по кабинету.

— У Тодда был связной.

— Так точно.

Серые глаза капитана теплеют.

— Думайте, лейтенант.

За окном разливается жар. Тридцать градусов. Духота.

На столе монотонно гудит вентилятор.

Штурм Канака

Группа альпинистов, приданная археологам, начала штурм Канака на рассвете.

Еще накануне вся экспедиция в полном составе была переброшена на лошадях и вертолетами в Безымянное ущелье. Лагерь разбили под пещерой. Несколько крепких брезентовых палаток.

Ночь была полна смутной тревоги.

Хаузен отыскал Югова у реки. Сидя на камне, профессор раскуривал трубку. Хаузен молча зажег сигарету.

Острый клин неба, вырезанный ущельем, был усыпан знакомыми созвездиями. Когда взошла луна, резкие тени переместились к востоку — темный зев загадочной пещеры смотрел прямо на лагерь.

— Волнуетесь? — сказал Хаузен.

— Да, — пыхнула трубка, осветив сосредоточенное лицо профессора.

— Я тоже, — подмигнул огонек сигареты, прочертив в воздухе полукруг.

Потом оба огонька мирно затлели рядом. Два силуэта, поскрипывая галькой, обошли лагерь.

Луна поднималась все выше. Кто-то вышел из крайней палатки, покашлял, сплюнул в темноте. Сноу. Кажется, он не заметил их. Югов облегченно вздохнул. Последнее время Сноу все больше раздражал профессора. В Москве и первые дни в экспедиции Югов как-то редко сталкивался с ним. Нахальный малый с дурными манерами. Конечно, у Хаузена может быть свой вкус. Но Югов заметил, что и Хаузен относится к Сноу с какой-то настороженностью. Между ними было очень мало общего. И если этих двух людей связывала только наука, то Хаузен мог подыскать себе другого преемника — Югов не видел в Сноу тех качеств, которые необходимы будущему ученому.

У старика был острый глаз, и Хаузен видел это. Он понимал, что время приближает развязку, что дальше так жить нельзя, потому что жить так — значит совершать предательство. А грозные ночи под Гвадалахарой?.. А печи Освенцима?.. А страшные лаборатории Лос-Аламоса?..

Нет, он больше не может молчать. Он говорил, как на исповеди. Он курил сигарету за сигаретой, и рядом пыхтела толстая трубка Югова.

— Это было как бред... Ратте сказал, что моя семья будет расстреляна, если я выдам Сноу. Если Сноу не вернется, моя семья все равно будет расстреляна...

— Варвары! — Югов до боли сжал челюсти.

— Вы вспоминаете наш разговор?

— Тогда, на балахане?..

— Да.

— Теперь я вас понимаю.

— Вы слишком доверчивы, коллега... Вы их плохо знаете. А они могут все... В случае провала вас уничтожат так же, как и меня.

— В случае провала...