Следы ведут в пески Аравии (второе издание)

После приволья пустыни Буркгардту показалось в Каире тесно и тоскливо. Веселый и жизнелюбивый, он незаметно для себя с каждым этапом путешествия становится все более серьезным и даже мрачным. Он справился с болезнью, ему по-прежнему все давалось легко, но что-то его мучило, давило на него — неясно, неосознанно, тупо корежа былую беспечность. В Мекке, посреди пестрого, разноголосого люда, и рядом с бедуинами он, несмотря на тоску по родине, по семье, словно обретал свое второе, быть может, истинное "я". Порою он плохо представлял себе, как же теперь он, шейх Ибрагим, снова превратится в господина Буркгардта, как сменит удобный широкий кумбаз на тесный сюртук, как сможет дышать пропыленным, затхлым воздухом европейских городов. Он вкусил истинной свободы, заболел ею, а пребывание даже в Каире было отягощено бесконечными заботами, суетными обязанностями, светскими условностями.

Буркгардт поселился в том же домике на берегу Нила. Нанял служанку, она стирала и варила ему.

Эпидемия прошла, и жизнь в городе снова забила ключом. Но ему не хотелось никуда идти, ни с кем видеться. Поездка на юг, в глубь Африки, задерживалась из-за отсутствия попутного каравана. Ему оставалось заниматься кабинетной работой.

Прежде всего он решил закончить антологию арабских пословиц. За это время ему в руки попал сборник пословиц, записанных неким шейхом Шерифом ад-Дином ибн Асадом, жившим в Каире в первой половине XVIII века. Буркгардт взял некоторые из его пословиц за основу, затем пополнил теми выражениями, которые подслушал сам в разговорах на базарах, в бедуинских шатрах, и перевел все это на английский язык. Многие пословицы потребовали пространных комментариев, и таким образом возникла большая книга, рассказывающая о характере, нравах, приметах быта, здравом смысле арабских народов. Всего в книгу вошло 999 пословиц. Почему такая цифра? Да потому, что круглое число у арабов считается несчастливым. Когда несколько лет спустя эту антологию опубликуют в Европе, издатели оставят 782 пословицы.

Не прекращал Буркгардт и работу над дневниками. "Если я сам почему-либо не вернусь в Европу, пусть после меня останутся хотя бы мои записи", — думал он. Он полюбил уединение и стал все чаще предаваться размышлениям о судьбах человечества. Полковник Миссет регулярно присылал ему из Александрии английские газеты и журналы. В Европе опять нет мира. Французы угрожают его родине. Только что он прочитал в газетах о том, как шесть тысяч человек под командованием генерала Бахмана защищали швейцарские границы от французов, и ему казалось, что он сражается с ними рядом, плечом к плечу. Приняв ислам, разговаривая по-арабски и написав несколько книг по-английски, Буркгардт все время продолжал ощущать свою принадлежность родной швейцарской земле. Эти нескончаемые войны так надоели. В Аравии тоже неспокойно. Ваххабиты, заключив с пашою мир, как будто отказались от дальнейших притязаний на турецкие владения. Однако до настоящего мира еще далеко. Да и сам Мухаммед Алп не хочет жить спокойно. Он теперь собирается идти походом на Сирию. Его уже и так прозвали "арабским Бонапартом". Быть может, не случайно и родились они оба в один год. Вот и теперь он ведь неспроста занялся своей регулярной армией, начал вводить в ней строжайшую дисциплину и европейские методы военного обучения. Только получается сие не сразу. Албанские части в знак протеста подняли восстание, напали на каирские магазины, на мирных жителей. Если на этот раз обошлось без особых жертв, то лишь потому, что почти в каждом доме у мужчин есть оружие. Буркгардт тоже выступил на стороне населения и три ночи провел на посту, охраняя свой квартал. Ему даже удалось предотвратить несколько стычек. Албанцев Мухаммед Али не пощадил, хотя и сам родом из Албании: началась привычно жестокая расправа с восставшими, и сотни человек были казнены.

В Каире у Буркгардта состоялась еще одна встреча с Мухаммедом Али. Здесь он позволил себе быть откровенным.

— Скажите, великий паша, — обратился он к египетскому властелину, — ведь тогда в Эт-Таифе вы думали, что я английский шпион. Не так ли?

Если вопрос был прям, то ответ звучал уклончиво и туманно:

— Аллах не внушил мне ясной мысли об этом. Но мое искреннее расположение к английскому народу не позволило бы мне лишить вас гостеприимства, на которое в нашей стране имеет право каждый чужестранец.

Незадолго до этого европейский путешественник Доминго Бадиа, проехавший по этим местам под именем Али-бея, весьма находчиво провел Мухаммеда Али, да еще поведал об этом всему миру в своей книге. Наверное, хитрый паша не хочет еще раз оказаться одураченным и поэтому предпочитает недоговоренность. Если шейх Ибрагим действительно окажется английским шпионом, то пусть в Европе думают, что Мухаммед Али прозорливо догадывался об этом, но был снисходителен. Уж лучше в глазах света выглядеть плохим мусульманином, чем дураком.