Следы ведут в прошлое

— Ванадзинь вел себя, — разгорячившись, продолжал Земит, — как последний подлец, как обычный бабник! У меня было неодолимое желание разоблачить его, крикнуть ему в лицо, как я его презираю, заставить хотя бы честно сказать Ливии, что он не любит ее, обманывает... Да, я не скрываю!.. Я искал возможность встретиться с Ванадзинем, поговорить с глазу на глаз... Третьего октября я бродил по лесу, борясь со своими горькими мыслями... И вдруг вижу — по вырубке идет Ванадзинь. Идет и беззаботно насвистывает...

Здесь волнение Земита достигло высшего предела, речь его стала почти бессвязной.

Он пошел прямо навстречу Ванадзиню. Когда они поравнялись, произошло следующее.

З е м и т. Хорошо, что я вас встретил. Нам необходимо поговорить серьезно.

В а н а д з и н ь (удивленно). Мне? С вами?

З е м и т (останавливаясь перед Ванадзинем). Да. Мне с вами. И вы не пройдете мимо. Разговор у нас будет. Даже оружие в ваших руках не остановит меня!

В а н а д з и н ь (насмешливо). О-о! Какой пафос! Ну ладно, выкладывайте. Что вам от меня нужно?

З е м и т. Вы должны прекратить эту двойную игру.

В а н а д з и н ь. Столь образное выражение требует комментариев. Может быть, поясните?

З е м и т. Не притворяйтесь! Ливия вас любит. Если ей придется в этом раскаяться, то я... я...

В а н а д з и н ь (немного подумав и, может быть, вспомнив письма, которые Ливия возвращала ему невскрытыми). Знаете что, молодой человек? Не суйте свой нос куда вас не просят. Может быть, вы еще скажете, что ваша родственница назначила вас своим опекуном и уполномочила от ее имени признаться мне в любви?

З е м и т. Не смейте!.. Ливия страдает, а вы...

В а н а д з и н ь. Страдает?! Не замечал. Ну хватит. Я нахожу ваше поведение смешным.

З е м и т. Мне это безразлично! Я вас заставлю сказать Ливии всю правду...

В а н а д з и н ь. Бросьте! Ничего вы меня не заставите. Вы ведете себя нахально.

З е м и т (в слепой ярости). Ах так?! Негодяй!

Он бросается на Ванадзиня, хватается за ружье, хочет его вырвать. Это ему не удается. Он замахивается на Ванадзиня, но тот подымает ружье, и удар Земита приходится по прикладу. Земит опять хватается за ружье, пытается его вырвать. В момент, когда это ему почти удалось, приклад ружья цепляется за ствол ели, спусковой крючок ударяется о дерево, раздается выстрел. Ванадзинь, смертельно раненный, падает лицо вниз на землю.

— Так это было, — продолжал Земит, — и это чистейшая правда. Когда раздался выстрел и он упал... В первый момент я не понял. Я не хотел убивать Ванадзиня... Хотел только избить, проучить негодяя, который издевался над Ливией, издевался надо мной... Он был сильный и ловкий, я не смог его даже ударить... Да, я был как бешеный, но убивать... Нет, нет, нет!.. Я даже не пытался направить ружье на него... Я не знал, что ружье заряжено... Только старался вырвать его

— Но ваше дальнейшее поведение, — сказал я, когда Земит умолк, — заставляет считать, что вы хладнокровно скрывали следы преступления.

— Так ли уж хладнокровно?.. Когда Ванадзинь упал и я там стоял с ружьем в руках... Наклонился и увидел его размозженный висок... Понял, что уже ничем нельзя помочь... Я убежал в ужасе... И все время повторял, повторял даже вслух, что я не убийца, что я не хотел, не хотел убивать! Только не это! Да, я спрятал ружье... Я знал, что оно принадлежит Ешкулю... Да, я лгал, изворачивался... Я понимал: надо было пойти и все рассказать... Но я не смог. Конечно, это была трусость... Мне казалось, что это означало бы признаться, что я умышленно убил Ванадзиня... Думал, никто не поймет, не поверит, что это нечаянно...

Вот и все.

Мы уезжали в Калниене, конечно, увозя с собой Яна Земита. Из головы у меня не шла злая мысль, что на скамью подсудимых рядом с Яном Земитом нужно было бы посадить Ливию, а может быть, и Теодору.

41

В первом часу ночи я шел домой по затихшим улочкам Калниене, с наслаждением вдыхая прохладный воздух и чувствуя, как расслабляются мои напряженные нервы.

Последнее, что я сделал в тот вечер, было освобождение Райбача. Он тоже в конце концов рассказал то, что скрывал раньше. Оказывается, за Райбачем водились кое-какие мелкие грешки, оттого он и лгал на допросах. Например, в комнату Ешкуля он зашел за ключом, чтобы взять бензин из бочки, стоявшей в амбаре Ешкуля. Нет, бензин-то был его собственный, только доставал его он «слева» и при случае спекулировал им.

Едва я успел войти в свою комнату и зажечь свет, зазвонил телефон.

— Айя, ты?

— А кто же? Я звоню тебе каждые четверть часа. Не бойся, расспрашивать не стану... Скажи только... Ты наконец... Можем ли мы завтра...

— Да, Айя! Завтра я свободен!

— Тогда мне все ясно. Как хорошо! Ну, до утра! А теперь отдыхай. Спокойной ночи!

Я стоял у телефона, смущенно улыбаясь, в ушах еще звучал ласковый голос Айи.

Я сел в свое спальное кресло. Вынул из кармана куриного бога и покачивал его на ладони. Задумчиво посмотрел на картину — старый моряк, усмехнувшись, спросил добродушно и понимающе: