Слегка чокнутые (СИ)

========== В смерти — I ==========

Кто-то постучал в окно. Имельда распахнула ставни прежде, чем сообразила, что её спальня находится на втором этаже, поэтому никакой, даже самый высокий скелет до окна достать не смог бы. Но именно это и произошло: по крайней мере, над подоконником зависла костлявая рука, которая, видимо, и нарушила вечерний покой сеньоры Ривера. Моргнув, Имельда заметила, что владельца у руки не наблюдалось: та прекрасно обходилась без тела, сама по себе.

— Пресвятая Мария! — невольно отшатнулась Имельда. Даже для мира мёртвых это было не самое тривиальное зрелище.

Рука бодро вспорхнула и сложилась… сердечком.

— Когда ждать тепла, ай, mi amor, mi amor? Ты скажешь — в январе, ай, mi amor, mi amor…

Имельда неверяще перевела взгляд вниз, откуда раздавался голос.

Тусклый свет фонаря обрисовал нескладную тощую фигуру, замершую под окном. Скелет, донельзя потрёпанный, одетый в какие-то обноски, и даже — Имельда невольно зацепилась за эту деталь намётанным глазом, — без обуви. Именно он пропел слова из песни, до боли знакомой: ведь когда-то её посвятил Имельде…

— …Гектор? — спросила она с крепнущим подозрением, прищурившись, чтобы лучше рассмотреть потревожившего её визитёра. Тот, приподняв соломенную шляпу, расплылся в совершенно счастливой улыбке, а в следующую секунду ловко крутанул другой — прикрепившейся обратно к плечу — рукой гитару и раскрыл рот, намереваясь петь дальше.

Неужели это действительно был её муж, бросивший когда-то их с дочкой? При жизни Имельда ждала его каждый вечер, даже тогда, когда выбросила все инструменты, все нотные тетради и навсегда закрыла музыке путь в их дом. Она ждала украдкой, не признаваясь себе в том, что не может забыть Гектора, и с щемящей тоской смотрела вечерами на дорогу, ведущую прочь из городка. Он ушёл безвозвратно, а теперь разыскал её в мире мёртвых, чтобы досаждать глупыми серенадами.

От гнева перехватило дыхание, и Имельда, не проронив ни слова, захлопнула ставни. Песня оборвалась, но облегчение не наступило: родной голос Гектора, почти стёршийся из памяти, теперь заново звучал в ушах, бередя старые раны. Подбородок задрожал, Имельда сжала пальцы в кулак, сопротивляясь нахлынувшим чувствам. В голове помимо воли роились мысли: откуда он так быстро узнал, что теперь она тоже здесь? Зачем пришёл сейчас, если не захотел вернуться, пока они были живы? Как давно он сам умер? И почему выглядел так, словно долгие годы скитался, забытый всеми?

Впрочем, как же иначе. Уж о том, чтобы о Гекторе никто не вспомнил, она позаботилась. Когда-то Имельда любила его всей душой и познала горькую истину: никакая любовь не заставит человека остаться рядом, если его зовёт музыка. Гектор вычеркнул из сердца семью, и Имельда отплатила ему тем же.

Она устало опустилась на кровать и, уронив лицо в ладони, беззвучно заплакала — позволила себе слабость, надеясь, что все остальные уже легли и не увидят её такой.

Гектор потерянно смотрел на окно, в котором лишь на миг промелькнула его ненаглядная. Может, это ему почудилось, и надо подождать, спеть ещё, и тогда она непременно покажется? Но в глубине души он знал, что глаза его не обманули. То была его драгоценная Имельда — и она не стала слушать серенаду.

«Не ту! — чертыхнулся он, с досады хлопнув себя по лбу. — Не ту песню выбрал, идиот!» Нужно было спеть что-то нежное и лиричное, а не эти шутливые куплеты про чокнутую влюблённую парочку. Пусть по мнению Гектора именно эта песня — первая из тех, что он посвятил Имельде, — лучше всего рассказывала о них двоих; сейчас, конечно, она была неуместна. Долгожданная встреча после столь долгой разлуки, а он не сумел угодить жене!

Столько раз он прокручивал в воображении эту сцену: вот Имельда выглядывает на улицу, взволнованная мелодией их молодости, вот — видит его, с гитарой, как в старые добрые времена, когда ему случалось коротать целые ночи под её балконом. Гектор представлял, как лицо Имельды сначала вытягивается от удивления, глаза распахиваются широко-широко, а затем потрясение сменяется восторгом, взгляд озаряется счастьем. И вот уже она вторит ему, спеша превратить сольное выступление в дуэт — ведь вдвоём они всегда звучали особенно красиво.

В действительности вышло совсем не так.

Гектор нервно расхаживал взад-вперёд, топча мостовую босыми ступнями. Он и не собирался отступать, надо было только придумать, что спеть. И ещё — успокоиться, а беспорядочная ходьба только усиливала тревогу. Гектор привалился плечом к стене дома и провёл пальцами по струнам. Музыка всегда помогала ему, и сейчас он тоже рассчитывал на её силу.

Гитарные переливы наполнили переулок, лаская слух. Может, стоит ограничиться лишь мелодией, и пусть инструмент всё скажет за него? Раздумья прервал скрип: Имельда вновь открыла окно и, чуть подавшись вперёд, яростно прошипела:

— Убирайся!

Будь Гектор честен с собой, он признался бы, что в глубине души именно этого и опасался, сколько бы ни мечтал о долгожданном воссоединении с женой. И всё же он не догадывался, насколько категорична она окажется в своём решении.