Слэм

— Шестнадцать лет назад в этот день, — сказал папа, — твоя мама лежала в Виттингтонской больнице и издавала ужасный вой...

— Спасибо, — сказала мама.

— Я опоздал, потому что работал с Фрэнком, царствие ему небесное, а мобильников тогда не было, и, пока меня разыскали, прошла целая вечность.

— Что, Фрэнк умер? — спросила мама.

— Нет, но я же его больше никогда не видел, правда? Ну, так или иначе, сел я на автобус, который идет по Холлоуэй-роуд, сам знаешь, что это такое. По пути он сломался, так что мне пришлось припустить туда вприпрыжку. Когда добежал, я был никакой. Мне было семнадцать лет, а меня знобило и колбасило, как старика. И я смолил сигарету за сигаретой. Ну ладно. Сел я на клумбу рядом с больницей, чтобы отдышаться, и тут...

— Люблю эту историю, — сказала мама. — Мы выслушиваем ее каждый год. И каждый раз в ней нет места ни Сэму, ни его матери. У нас есть только один человек, который переживает: первенец у него родился, как же! И это человек, который бежал по Холлоуэйской дороге.

— Когда я последний раз смотрел на этот мир, — огрызнулся отец, — женщины в нем еще не захватили всю власть. Мужикам разрешалось словечко вставить. Может, на следующий твой день рождения, сынок, мы все будем уже за решеткой, с бандюгами. Так давай-ка в последний раз насладимся свободой.

Посмотришь сейчас на моих родителей и не поверишь, что они выросли в одном городке, в одном веке, не говоря уж о том, что были женаты. Не говоря уж... Нет, об этом не надо думать. Она пошла одной дорогой, он — другой, и... На самом деле это не совсем так. Мама осталась здесь, папа переехал в Барнет. Но мама прошла большой путь, а папа остался на том уровне, где был.

У них есть только одно общее, и это общее объясняется с вами сейчас. Они даже беседовать друг с другом не в силах ни о чем, кроме меня, и я не могу утверждать, что это вызывает во мне настоящую гордость. Просто некоторые люди не способны общаться наедине.

Вам может показаться, что я провел день в размышлениях о том, что произошло. Как будто это был не мой день рождения, а день рождения того, кто еще не родился. В этот день нас было трое. А сколько будет, когда мне исполнится семнадцать?

Вечером мы с мамой так никуда и не пошли. Я сказал, что еще неважно себя чувствую. Мы смотрели телевизор и ели тосты с яйцами, а потом я пошел к себе в комнату побеседовать с Тони.

— Алисия, возможно, беременна, — сказал я ему. — Я обосрался от страха.

— Она сказала мне, что сделала тест и что я должен готовиться к тому, что стану папашей, — ответил Тони.

— И что ты почувствовал? — спросил я его. Я знал ответ, но хотел поддержать разговор.

— Это было не совсем то, чего я ждал, но в то же время я был счастлив.

— Только вот тебе было двадцать четыре, когда родился Рили, — возразил я. — И ты успел скопить денег. Ты мог позволить себе быть счастливым.

И вот настало время для того, о чем я говорил раньше: то, о чем не могу точно сказать, в действительности ли это случилось.

— Трюки — это странная вещь, — сказал ТХ. — Я в высшей степени горд некоторыми из них, которые я изобрел, а другие кажутся смешными, когда я вспоминаю их, и я сам не знаю — что я себе думал в то время?

Я посмотрел на него. Я знал, о чем он — о скейтинговых трюках. Он пишет об этом в самом конце книги, перед тем как еще раз все эти трюки перечислить. Но к чему это сейчас? Я не хочу слышать о скейтинговых трюках.

— Да, спасибо, парень, — поблагодарил его я.

Я завязал с ним. О серьезных вещах с ним говорить было бесполезно, пусть даже он сам был папашей. Я пытался объяснить ему, что весь мой мир рушится, а он мне про мактвист или про флипы. Я решил сорвать этот плакат к черту — беременна Алисия или нет. Пора убрать его. Если он такой крутой, почему не поможет мне. Я к нему относился как к Богу, но он не Бог. Он никто. Просто скейтбордист.

— Как эти ребята в парке не побили меня, сам не знаю, — сказал ТХ. — Я иногда совсем становлюсь идиотом.

— Ты упоминал уже об этом, — ответил я.

А потом ТХ вытворил со мной такое, будто он Бог и есть.

Я понимаю, это звучит глупо, но обычно вы в курсе того, что с вами нечто случается, правда? Ну а я — нет. Теперь нет. Большая часть этой истории, которую я вам рассказываю, реально случилась, но в ней есть небольшая часть — странная часть, в которой я не совсем уверен. Я почти убежден, что она мне не приснилась, но на книге Тони Хоука, а это моя библия, клясться все-таки не стал бы. И вот сейчас мы переходим именно к этой части, и все, что я могу сделать, — сказать об этом прямо. Приготовьтесь шевелить мозгами. Допустим, вас ночью похитил незнакомец, а перед завтраком вернул в вашу постель. Если это приключилось с вами — вы сидите, едите свои хлопья в молоке и думаете: на самом деле это было или померещилось? И озираетесь в поисках доказательств. Так и я. Улик я не нашел, но все еще ищу.

Вот что, думаю, случилось. Я не помню, как лег и уснул; помню только, как проснулся. Проснулся в середине ночи. Это была не моя постель, и в кровати был кто-то еще, кроме меня, и плакал ребенок.

— О черт!..

В постели со мной была Алисия.