Слэм

Я никогда никого не бил, но он меня достал.

— Извини, что чуть не сказал это снова. И как случилось...

— Не за что. Ты-то тут при чем? Или это от тебя Алисия залетела?

Я шутил, но поскольку только что угрожал набить ему морду, он начал оправдываться.

— Я ее и не видел-то никогда. Я подразумевал — мне жалко, что тебе так не повезло.

— Ну да.

— И что ты собираешься делать?

— С чем?

— Не знаю. Со всем.

— Понятия не имею.

Мне было приятно чувствовать, как скользит моя доска, прежде всего потому, что я знал, что делаю. Мусорник по-мусорному делал рок-н-ролл и многое другое, но я хотел бы быть им. Хотел бы, чтобы не о чем было волноваться, кроме скейтинговых трюков. С моей нынешней точки зрения это была совершенная жизнь. До этого я жил совершенной жизнью, и сам не знал, что живу ей.

— Мусорник! — позвал я.

Он не ответил. Плохо жить с такой кликухой.

— Мусорник, послушай!..

— Ну...

— Твоя жизнь — само совершенство. Ты знаешь об этом?

И как раз в эту секунду он упал. Он упал с доски, разбил колени, и сейчас валялся на асфальте, извиваясь от боли и стараясь не кричать.

— Знаешь? — сказал я опять. — Само совершенство. Все бы отдал, чтобы быть в эту секунду на твоем месте.

Он посмотрел на меня так, будто я над ним издеваюсь. Но я не издевался. Я в самом деле так думал. Я тоже грохнулся. Так я еще не падал никогда. Это был удар так удар. Колеса отлетели от подвесок, подвески от доски, а я пролетел двадцать метров и впилился в кирпичную стену. По крайней мере, так мне показалось. И ни царапины!

— Андреа звонила, — сказала мама. Я взглянул на нее. — Мама Алисии, — пояснила она.

— А, да.

— Она сказала, что вы с Алисией после рождения ребенка собираетесь поселиться в их доме.

Я опустил глаза. Никогда раньше я не обращал внимания, что дырки для шнурков на моих кроссовках отделаны красным.

— Мне ты об этом не говорил.

— Да. Но собирался.

— Когда?

— Сегодня. Сейчас. Если бы ты первая об этом не заговорила. Ты опередила меня на десять секунд.

— Думаешь, это все хиханьки-хаханьки?

Да, я балагурил, когда говорил ей про десять секунд. Но суть моей шутки была в том, что во всей этой истории веселого ничего нет, и я учился храбриться. Я воспринимал все так серьезно, что попытка пошутить для меня стала почти подвигом. Я считал, она это видит и любит меня за это.

— Нет, — сказал я. — Извини.

Не надо было объяснять все это. Она не хотела видеть моего героизма.

— Ты хочешь жить в доме Алисии?

— Время, когда я делал то, что хочу, прошло, правда?

— Нет, — возразила она. — Ты не должен так думать. Ты еще не взрослый. У тебя целая жизнь впереди.

— А ты чувствовала это, когда в шестнадцать лет ждала ребенка?

— Нет. Конечно, нет. Но...

— Что?

— Ничего.

— Так что?

— Хорошо... У меня же не было выбора, правда? Я повсюду носила тебя с собой. Убежать я не могла.

— А ты думаешь, мужики могут сбежать от этого?

Я не мог поверить, что она намекает мне на это. Моя мама! Что я могу сбежать от своего ребенка!

— Я не говорю, что ты можешь скрыться. Я не думаю, что ты снова удерешь в Гастингс. Это было бы смешно.

— Спасибо.

— Ты не выдержишь. Ты не можешь все время вести себя как мужчина, не имея возможности передохнуть пять минут.

Мне особенно нечего было на это возразить.

— Я хочу сказать, знаешь... Ходи туда каждый день... Ухаживай за ребенком. Будь ему отцом. Только... Не живи в комнате Алисии.

— Она хочет, чтобы я жил там. И потом, надо будет вставать по ночам к ребенку. Почему она должна будет делать все это сама?

— Ты видел ее комнату? Ей и одной-то там мало места. Ты собираешься складывать грязное белье прямо на пол?

Я не думал об этом. Да это все равно неважно.

Я снова поговорил с ТХ. Это было последнее, что я сделал в этот вечер.

— Что мне делать? — спросил я, — Не рассказывай историй из своей жизни. Про твою жизнь я слышал много. Я хочу знать про мою. Скажи мне: «Сэм, вот это ты должен делать с Алисией и с ребенком» — и потом объясни, что именно.

— Райли заставил нас изменить весь стиль нашей жизни, и мы с Синди просто сбились с ног, — ответил он.

Райли — это был его сын. Его сын меня не интересовал.

— Что я тебе только что сказал? — спросил я. — Мне это неинтересно, мне нет дела до Райли. Я не всемирно знаменитый скейтер. Ты меня не слушаешь?

— Как служащие парка не побили меня, сам не знаю. Я был величайшим идиотом на свете и не понимал этого.

Мы не трогались с места. Я знал, что он всегда говорит это, когда я его допекаю, и этим подразумевается, что идиот — я. А когда я окончательно его достаю, он забрасывает меня в будущее.

И я лег спать. Но где проснусь, я не знал.

12