Окно открыто в сад, с детства изученные силуэты деревьев чуть покачиваются, одно привычно поскрипывает. Машинально сажусь на свое место, и только потом осознаю, что оно уже не мое. Мадам Джанс начинает суетиться, ставит чайник, достает печенье.
— Тересия не приехала, — зачем-то сообщаю.
— Ты не обижайся, она очень хотела. — Мадам Джанс ставит передо мной чашку, себе тоже наливает. — Не получилось, наверное.
Киваю. Наверное.
— Жизнь не всегда складывается так, как мы хотим.
— Да уж, — хмыкаю я, сегодня день нервного смеха.
Мадам Джанс смотрит на меня, на пристроившегося на другом конце стола Дарсаля:
— Стражу твоему наливать?
— Налейте.
Перед Дарсалем тоже появляется чашка, мадам Джанс достает еще каких-то бутербродов.
— Ноэлия! — слышу я, подскакиваю, едва не ошпарившись.
— Алма! — радуюсь. — Даже не видела, как ты уехала!
— Да к тебе же не подойти было. — Алма садится рядом, мадам Джанс ставит чашку и ей.
— Ну что, — улыбаюсь, бросаю взгляд на мадам, — вещи сложила?
— Ноэлия… — Алма вдруг опускает глаза, сердце уже сжимает темное предчувствие, но еще не хочу верить.
Мадам Джанс поднимается, идет к двери:
— Поговорите, девочки, оставлю вас.
— Прости, но я не поеду.
— Почему? — Надеюсь, голос звучит спокойно. — Ты же так хотела, я же… я же все сделала, и с императором договорилась, и познакомила тебя со всеми!
— Да, — соглашается она, — спасибо тебе большое. Только никому я там не нужна.
— Мне нужна! Я так надеялась, что ты со мной будешь! А мужа подберем, хоть со всего Айо женихов на смотрины приглашу.
— Ноэлия… — Алма всхлипывает, вдруг замечаю, бледная она какая-то, даже будто похудела за эти недели. С ее-то бурной жизнью немудрено. — Ты прости. Но я… я беременна.
— Как ты так быстро узнала? — изумляюсь.
— Сама же мне инопланетный тест купила, который сразу же определяет. Ну вот он позавчера показал… Я тебе не говорила, чтобы не портить церемонию.
Может, и купила, я столько всего накупила.
— А отец кто? Он же должен знать.
— Понятия не имею, и надеюсь, никто не узнает. Хорошо?
Вздыхаю:
— Не лучше ли с отцом…
— Нет! Здесь и с ребенком у меня есть будущее, если мальчик — до конца жизни смогу жить на дотации государства, да и с девочкой тоже. А там что? Быть инкубатором для мужчины с проблемами зачатия совсем не хочется, уж извини. Если бы я нужна была кому-нибудь сама по себе… а так… Ох, прости.
— Ясно. — Поднимаюсь.
Вижу, увещевания мадам Джанс не прошли даром. Оглядываюсь на Дарсаля, похоже, он тоже ни к чаю, ни к угощениям не притронулся. Смотрит не моргая, на минуту кажется, будто огонь делается голубым. Но нет, наверное, привиделось.
— Не обижайся. Я так боюсь! Ты же императрица. А я кто?
«А я кто?!» — хочу закричать. Какая, к бестиям, императрица! Впрочем, все-таки императрица, и держать себя надо как положено. Еще не хватало до скандалов опускаться.
— Если будет возможность в гости… я бы с радостью! И ты приезжай… — бормочет Алма.
Киваю:
— Если будет — с радостью.
Направляюсь к двери. Дарсаль, как обычно, моментально реагирует, бесшумной тенью движется следом.
— Ноэлия, — останавливает Алма, но мне не хочется ее видеть.
Понимаю, что она, вероятно, права. Я тоже на ее месте осталась бы. Разве от этого легче?
— Пока, Алма. Увидимся… если Раум светить будет.
— Спасибо, — шепчет Алма.
Не знаю, идет ли за мной. Спешу поскорее на улицу. Поднимаю голову, полный Раум светит что есть силы, даже расхожее выражение как-то по-особенному звучит.
Заскакиваю в машину — Дарсаль едва успевает дверь открыть. Забирается следом. Молчит.
Ощущаю, как начинают душить рыдания. Садится рядом, взлетаем.
— Не хочу спать. Давай покатаемся, — шепчу.
Кивает, прикрывает глаза — передает водителю.
До чего же дышать тяжело.
— Все меня бросили, — всхлипываю я, сама не знаю, как оказалась на его коленях, прижимаюсь к груди, из глубины души рвутся бурные неудержимые потоки, ничем не остановить.
— Я не брошу, — произносит тихо-тихо или мне только кажется, за своими рыданиями ничего не слышу.
Прижимает к себе, гладит рукой по голове, но мне так много нужно выплакать — никак не остановлюсь, даже мысли о сопровождающей охране не тревожат.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Огни ночного города оставляют яркие дорожки под веками, почти приближая к насыщению зрением. Улавливаю движущуюся суть реки, едва различимые контуры проницаемых для меня зданий, запоминаю силуэт. Ни разу не пробовал рисовать город, а сегодня хочется.
Ноэлия затихла, сидит на моих коленях, продолжаю машинально поглаживать, следя за омаа. Слегка прикрыл ее ауру и салон машины, так чтобы происходящее не вызывало вопросов, но и излишних деталей Слепым не давало. Альбер и Глар отнеслись с пониманием, не мешаются, надеюсь, и императору лишнего не донесут.
Рваные лоскуты синей ауры постепенно восстанавливаются, возвращаются к обычному ясному цвету. Не знаю, что сказать, слова тут лишние, не нужны. Была бы возможность что-то сделать — сделал бы. А так — только глажу, ощущая почти осязаемый отклик, с удовольствием прислушиваюсь к ладоням, перебираю мягкий шелк волос.