Поднимаюсь, сажусь, а то как-то неприлично, разлегся тут. Ноэлия нервничает опять, так и хочется снова обнять, успокоить. Смотрит на меня — ждет.
— А как выглядит без омаа? — задаю встречный вопрос.
Не уверен, что внятно сформулировал, однако Ноэлия понимает:
— Иногда вообще не видно, иногда — словно кто-то красками рисовал и не смыл как следует.
Интересно, от чего зависит? От освещения или чего другого?
— Он говорил, это татуировка, — отвечаю. — Но думаю, не совсем.
— Связана с его омаа? — спрашивает, киваю. — А почему Базир не видит?
— Сложно сказать. Вообще должен бы. Если хоть что-то от отца передалось. Нужно еще у кого-нибудь спросить.
У Лексия, к примеру. Он-то Ивена всяко видел. Только меня раньше этот вопрос мало волновал. Все, что положено, расскажет командир.
Смотрю на Ноэлию, иногда не хочется, чтобы командир или даже император рассказывали. Отгоняю крамольные мысли.
— А ты знал его отца?
Вспоминаю! Действительно знал, не так много Стражей лишаются силы — скорее, наоборот, единицы.
— Да. Хотя он во дворце не работал. Эран Марс.
— В загородном? — шепчет Ноэлия, хочу удивиться, но ассоциация сразу же доходит. Свожу брови, пытаюсь сообразить. — Когда он лишился силы? Со смертью предыдущей императрицы?
— Нет. В прошлом году.
Как раз перед смертью предыдущего императора. Но девушке об этом лучше не говорить.
— Базир уже работал во дворце?
— Конечно. Насколько я понимаю, благодаря отцу и занял столь высокую должность. И блестящему образованию, безусловно.
Ноэлия отворачивается, размышляет. Опять боится. Как же ее успокоить?
— Эта… Овиния снова была здесь? — в глаза заглядывает, такой ощутимый, пронизывающий взгляд.
Замираю. Никто из Стражей ее не видел, не мог видеть! Это не так, как на реке, это мой личный откат!
— Дарсаль? — шепчет испуганно, подается назад.
Прикрываю глаза, усмиряя омаа.
— Все в порядке, — выдавливаю.
Ноэлия молчит, отводит взгляд. Не представляю, с кем можно посоветоваться.
— Есть хочу, — вздыхает.
Я тоже не отказался бы. Просматриваю кухню — там уже пусто, прислуга давно спит, однако для Стражей еды оставили.
— Сейчас принесу, — поднимаюсь я, не будить же девочек, им вставать скоро, завтрак да запасы в дорогу собирать.
Ноэлия порывается что-то сказать, но молчит.
Пару мгновений размышляю, переодеваться ли. Наши все еще на тренировке, задняя лестница пуста. Спускаюсь на первый этаж, через небольшой внутренний коридор как раз к кухне. Омаа выстраивает знакомую картину, мягко вписываюсь меж столами, пытаюсь рассмотреть, не натолкнусь ли на что неожиданное. Чисто.
Еду нас учили различать очень долго. В ней нет жизни, движения, как хотя бы в той же воде. Омаа часто проходит сквозь, не воспринимая. Приходилось по крупицам выделять заряд потенциальной энергии, которую она может дать, соотносить, чтобы понимать, что перед тобой. Сейчас-то в большинстве случаев получается автоматически.
Нагружаю на поднос побольше, машинально поглядываю. Ноэлия все еще в моей комнате, странно, почему не уходит?
Подогреваю чай, на всякий случай отойдя подальше от электроприбора. Окидываю взглядом лестницу, по-прежнему пусто. Спешу наверх, ступени сами ложатся под ноги, присматриваюсь к синей ауре. Звук открывающейся двери настораживает, прислушиваюсь — со стороны покоев императора. Ничего не вижу, аура Ивена едва уловимо маячит в его изолированной комнате. Легкие шаги — их, конечно, узнаю. Останавливаюсь, соображаю, что делать. Видок у меня…
— Дарсаль. — Голос Иллариандра не то строг, не то ироничен.
— Слушаю, мой господин, — отвечаю.
Ну не на пол же в самом деле этот поднос приткнуть.
— Неужели ни одной служанки не нашлось? — насмешливо.
Кроме той, которая недавно от тебя вышла, ни одной. Спят все.
Напряжение при мысли о том, что ему могло стать известно о поцелуе, отступает, позволяя сохранить спокойствие. Хотя бы видимое.
— Мне несложно, мой повелитель.
— Что ж, надеюсь, ты не ошибся с выбором карьеры.
— Слепые Стражи редко ошибаются, мой повелитель.
Жаль, не просматриваю его, почему-то кажется, будто недоволен. Наверное, нужно более покладисто отвечать. Трудно понять, для чего он здесь. И Ноэлия все еще в моей комнате. Невыносимо думать, что он может запретить это.
— Что ты хочешь мне рассказать? — звучит ритуальное.
Все меньше и меньше хочется кому-нибудь рассказывать.
— Ничего, мой повелитель. Если только вы не хотите о чем-либо спросить.
— Императрице необходимо бывать в изолированной комнате, иметь возможность расслабиться. Но не кажется ли тебе, что моя невеста слишком часто там бывает?
Лишь сейчас осознаю, насколько удобная для императора позиция. Императрица привыкает к личному Стражу, «расслабляется», а тот продолжает наблюдать и доносить. Счастье, что мне нечего доносить. Если не считать…
Не думать о мягких губах, стройном теле, которое так приятно обволакивать омаа!
— Ей сложно свыкнуться с переменой судьбы.
— Знаю-знаю, об истерике наслышан. Скажи, не спрашивает ли она лишнего?
Лишнего — это какого? Про змею?
Впрочем, если бы его именно это заинтересовало, вопрос наверняка звучал бы иначе.