Несмотря на произошедшее, Мак был довольно спокоен. И, если бы я не чувствовала, как ему на самом деле больно, подумала бы, что прошлое совершенно ничего для него не значило. Что это была история маленького мальчика, и что она давным- давно забыта. Но это была не просто история. Это была его боль. Настоящая. Глубокая. Словно паразит, сидящая в его душе и сосущая из него жизнь.
Я потянула Мака за руку, и он немного нехотя, но всё-таки поддался.
Подвела его к стене и развернула к ещё нетронутому участку. Вытащила свой айфон, открыла свой любимый альбом и поставила случайное воспроизведение.
— Закрой глаза, - велела, как только из динамиков зазвучали первые аккорды, - и расслабься, ладно? Ты такой напряженный, будто я на тебя дуло направляю.
Мак что-то проворчал, но попытку послушать меня всё-таки предпринял.
Я улыбнулась, а затем, не удержавшись, легонько скользнула кончиками пальцев по его мышцам. Мне хотелось… большего. Но я не решилась переступить эту грань. Не сейчас. Не когда Мак был таким уязвимым, и мог подумать, что я испытываю к нему жалость.
Потому что я её не испытывала.
Напротив.
Восхищалась его стойкостью и силой, его выдержкой и терпением.
Майкл Маккейн был один из самых сильных мужчин, которых я знала, и сегодняшняя ночь лишь в очередной раз это доказала.
— Теперь возьми немного краски, - я направила его руку на палитру, но столкнулась с его неуверенностью, - давай, не бойся.
— Никки, это плохая идея. Я совсем не умею рисовать.
— Ну мы ведь не к выставке тебя готовим. Это просто способ переключиться.
— А, если я нарисую… не знаю, какую-нибудь ерунду? Что тогда?
— Тогда будешь пялиться на своё творение всю оставшуюся жизнь, - я услышала, как Мак усмехнулся и не смогла сдержать ответной улыбки. - Давай же, Маккейн. Будь смелее. Жизнь таких любит.
Когда пальцы Мака коснулись краски, я протиснулась между ним и стенкой и помогла ему поставить руку. Зная, что в любом случае буду его направлять.
И направляла.
Его первый мазок был нерешительным, немного робким, немного опасливым. Следующий стал смелее. Затем - свободнее, легче, безрассуднее. Я была его глазами, но всё остальное делало его сердце. Оно чувствовало за него и уже через пять минут моя помощь была ему почти не нужна.
Мак делал мазок за мазком, менял оттенки и, ощущая меня, очерчивал границы. Я закрашивала их, помогая исправлять погрешности и чувствовала, как натянутое словно струна тело Мака, наконец, расслабляется.
Растеряв все свои мысли, я полностью погрузилась в ощущения. Весь мир вокруг померк, и на его границе остались только я и Мак. Только его руки и только мои, только их тепло и мягкость, и то, что эти руки творили с краской на стене.
И дрожала,
Нам не нужны были слова. Поэтому мы не говорили.
Лишь слушали музыку и друг друга. Внимали этим новым ощущениям и ловили каждое новое мгновение. Потому как оба знали, насколько непредсказуема была жизнь.
Бирюзовый, лазурный, белый, золотой… все краски смешались, образовывая что-то поистине невероятное. Мы просто двигались в унисон, не пытаясь придавать движениям смысл. И лишь, когда начал проступать рисунок, я поняла, что смысл был.
Кто-то увидел бы бушующие океанские волны, сокрушающиеся о прибрежные скалы. Кто-то - разбивающийся вдребезги стакан, выплескивающий на поверхность чистейшую, лазурную воду. Кто-то увидел бы просто пятна, и тоже был бы прав.
Понять художника легко.
Увидеть в его творении что-то своё - вот настоящее искусство.
Я увидела боль. Нашу общую. Разбивающуюся о реальность бытия, рвущуюся наружу, сметающую всё на своём пути.
Мы не отреклись от неё. Не оттолкнули. Мы дали ей форму и вдохнули в неё жизнь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. И, наконец, отпустить.
Остановилась, чтобы отдышаться.
Слезы выступили сами.