Слепая зона (СИ)

Сама себя не понимаю. Почему все будто на грани? Откуда эти чертовы ощущения, словно я неделю ничего не ела и теперь плыву от слабости?

— Да не бойся ты так, — смеется он. — Дядя Игорь тебе наговорил чего-то? Забей, все будет нормально. Маленький поцелуй на удачу. Ну же! — Егор широко улыбается. Тычет пальцем в щеку.

Платон идет по дороге вперед. Я быстро чмокаю и сразу смотрю на него — он уже повернулся обратно. Сердце долбит о ребра гулко и технично.

Платон садится в машину, на меня внимания не обращает совсем, поясняет Егору что-то по погоде и ландшафту. Братья включаются в активные рассуждения по поводу скорости и маневров.

А у меня кружится голова. Наблюдаю за Платоном. Как сжимает и плавно крутит руль, какие длинные у него пальцы. Четкий профиль, ровный крупноватый нос, совершенно обыкновенные тонкие губы, которые я не отличила бы от других и из десятка вариантов. Платон вообще не красавец по моим стандартам. Черная толстовка, черный жилет. Резковатая туалетная вода. Сердце сжимается от мысли, что хочу быть с ним.

Тяга становится сильнее, она глупая и бессмысленная, она приведет к новой боли и разрушению. Мы как минимум не во вкусе друг друга. Он мамина корзиночка, что живет в гараже. У нас обоих есть Егор! И Платон им дорожит точно больше, чем какой-то там телкой. То, что я испытываю, — наверное, гнусная похоть, которую нужно побороть. Что ж так кожа-то горит, зачем это?

Жила себе жила, а потом умом двинулась.

Что же я наделала?

Платон ведет себя так, будто меня не существует. Егор весело подмигивает и просит еще чуть потерпеть.

Машина снова останавливается, братья выходят на улицу, рассматривают трамплин. Я тоже выхожу, чтобы глотнуть воздуха и сделать пару снимков. Мимо проносятся несколько тачек.

Егор просит сделать фотографию — слушаюсь.

Потом он просит Платона сфотографировать нас вместе. Тот ни о чем не просит, но просьбу выполняет.

В лагерь я еду с непрекращающимся гулом в ушах.

***

Остаток дня мы с Платоном, к счастью, не пересекаемся, и становится полегче. Он общается с другими спортсменами и их командами — многих знает. Крутится вокруг Акулы, осматривая ее снова и снова. Откровенно любуясь.

Атмосфера вокруг крутая, и я наконец расслабляюсь. Стараюсь много фотографировать и скидывать енотам. На снимок, где два брата получились особенно хорошо, Кира присылает разбитое сердце.

В следующий раз я вижу Платона только на брифе. Это такое собрание для спортсменов, где объясняют правила и условия. Я поначалу слушаю рассеянно, но, когда организаторы доходят до темы чрезвычайных происшествий, ощущаю тревогу в полном масштабе.

Рассказывают, что делать при аварии. Как бездыханное тело товарища из машины доставать. Как тушить пожар. Как долго выдерживает защита.

Смолины, да и остальные гонщики, которых в шатер набилось под сотню, слушают, кивают, дают какие-то советы друг другу. Им весело. Они ни о чем не тревожатся.

Я поднимаюсь и незаметно выхожу на воздух.

Экипажи самоубийц.

Смолины появляются минут через тридцать — в прекрасном расположении духа. Смеются, толкают друг друга. Платон мажет по мне совершенно равнодушным взглядом, и я убеждаюсь, что все правильно.

Позже, уже перед квалификационным заездом, когда мы встречаемся у старта, он спрашивает:

— Что пожелаешь?

Весь последний час стремительно темнеет. Стартовая площадка неплохо освещена, и тем не менее скоро черная ночь. На Платоне красный фирменный комбинезон, видно, что очень хороший и дорогой. Перчатки. В руке шлем.

— Вам с Егором?

— Ага, — усмехается.

Вокруг нас носятся толпы мужиков. Уверенных в себе, настроенных на победу. Журналисты снимают репортажи, берут интервью у тех, кто готовится к старту или уже финишировал. Где-то вдалеке играет музыка. Ведущие освещают происходящие, всюду летают дроны. Команды топчутся у мониторов и активно переживают. Сама так буду делать через минуту, займу местечко среди Охотников.

Платон пялится в упор. Его бровь насмешливо взлетает.

И я осознаю, что пасовать поздно. Мы здесь, и мы команда. В данный момент ничего не имеет значения, кроме победы. Если начну ныть, то перестану для них существовать.

— Больше агрессии, — говорю совершенно серьезно.

Платон усмехается и выглядит довольным, как объевшийся сметаны наглый кот. Мы смотрим друг другу в глаза, сердце работает на максимальных оборотах, его не иначе как настроила лучшая команда механиков.

Платон самодовольно кивает:

— Этого добра достаточно. Болей за нас.

Он идет к Акуле, возле которой прохаживается Егор. Братья надевают шлемы. Я делаю еще один снимок.

Игорь Смолин дает последние наставления.

Звук мощного движка субару режет барабанные перепонки.

Пять. Четыре. Три. Два. Один.

Старт! Машина срывается с места.

Глава 28

Платон

В первый день гонки мы прошли четыре спецучастка. Во второй, сегодня, — их восемь. Я поправляю перчатки и смотрю вперед через лобовое.

Вчера было значительно холоднее, предстоящий заезд приходится на обеденное время, солнце слепит. Кристаллизация льда другая. Трасса опять будет абсолютно новой.