Слепая зона (СИ)

Он обнимает со спины. Я откидываюсь на его грудь. Закрываю глаза. Чуть дрожу, растерявшись. Он может сказать сейчас все что угодно: например, что нам нужно взять паузу, его мать болеет, нуждается в поддержке и спокойствии.

Людмила Михайловна уверена, что я подсиживаю ее сына на работе, что я ему не подхожу. Что я не та, кого она хотела бы видеть рядом со своим прекрасным, идеальным мальчиком, у которого получается все, за что бы он ни брался.

Кроме личной жизни.

Что бы Платон ни сказал, я соглашусь. Спорить не буду.

Отношения — это шаги навстречу друг другу. А не бег Элины за неуловимым красавчиком.

— Я неверно выразился. В моей жизни есть только ты. Если я не занимаюсь тобой, то погружен в работу, спорт или решаю проблемы родителей. Но ты — это главное. Самое главное.

Кусаю губы нервно. Это снова не то, что ждала. И снова я ощущаю растерянность. Часто моргаю, борясь с эмоциями.

— Так где ты ночевал?

— В гараже. Поздно закончил, решил не ехать.

— Понятно.

— Пожалел потом, — добавляет он хрипло.

Его руки касаются живота, поглаживают.

— Почему?

— Искал тебя ночью в кровати. Думал сорваться, но побоялся разбудить.

— Надо было разбудить, — выпаливаю полушепотом, но кофемашина, как назло, заканчивает работу, и слова звучат громко.

Платон их слышит. И реагирует.

Меня мгновенно окутывает каким-то острым, шокирующим теплом. Я будто мысли его читаю, слышу их, чувствую — он испытал облегчение и радуется. А может, пылающий мозг сочиняет, рисуя желаемое?

Делаю шумный вдох. Платон сжимает в объятиях, я впечатываюсь в его грудь и сильно вздрагиваю, словно от контакта с холодом. Самой жарко! Такой контраст сильный.

Мысли в кашу. Я оборачиваюсь, и его губы накрывают мои. Платон захватывает нижнюю, втягивает в себя с таким явным наслаждением, что пережить это нелегко. Чтобы хоть как-то сконцентрироваться на своей болючей к нему любви, я просто замираю.

Он меня обидел, мне нужно уйти. Сейчас. Пожалуйста.

На следующем вдохе мои руки в его волосах. Я стискиваю их, потягиваю. Сама прижимаю Платона к себе так, будто думала, что больше не увижу. Дальше все кубарем. Ломано. Нетерпеливо. Зло.

Сахарница с узкого стола вдоль стены падает и разбивается. Следом за ней сыпятся чайные пакетики.

Мы обнимаемся слишком крепко, дискомфортно и больно. Я не могу отпустить Платона, а он не собирается давать свободу мне.

Сердце бьется бесстыже гулко, мир взрывается яркими цветами. Мы жадно сосемся, обмениваясь слюной, прерываясь на судорожные вдохи. Будто половину жизни не виделись. Платон сминает мои ягодицы, умело сражается с длинной юбкой, задирает ее технично, не путаясь в ткани, как в начале отношений.

Мы снова на стол натыкаемся.

Он подхватывает меня под бедра и сверху плюхает. Спешащий, взъерошенный, агрессивный. Вновь за бедра — и на себя. Резким толчком к промежности прижимается. Я ахаю, почувствовав через тонкую ткань белья и грубую джинсу ширинки твердый пах. Платон об меня трется — вперед-назад, плавно, размашисто. По всем чувствительным точкам грубо прокатывается! Я зажмуриваюсь, потонув окончательно. Это немного больно. Это дьявольски сладко.

Боже, как сладко.

Я хватаюсь за него и двигаюсь в такт. Вырывая у сомнений каждой секундочку. Сливаясь с ним в безумном танце.

В шаге от позорного пика замираю. Платон отстраняется и одним движением стягивает с меня белье. Мы быстро, жадно дышим.

Жара здесь! Капельки пота между лопатками. Кусаю губы.

Помогаю ему, приподнимаясь. Он целует, облизывает и мягко покусывает шею. Потом отрывается и устремляется вниз. Первое же прикосновение влажного языка к пылающей плоти рождает взрывы по всей коже. По мне словно кипяток бежит, льется, я дрожу от острого наслаждения.

— Ты с ума сошел? — шепчу, когда он обводит языком клитор несколько раз подряд, а потом ударят по нему коротко, прицельно. Ритмично. Снова и снова.

Током прошибает насквозь. Откидываюсь на стену и глаза закрываю от удовольствия. Зависаю перед пиком, одновременно хочу его и оттягиваю. Платон со всей своей страстью лижет меня, а я дрожу, не понимаю, куда руки деть, как прекратить это.

Если нас застукают, будет конец! Позор! Стыд! Это неправильно!

Он лижет меня между ног так жадно, что мне кажется, если прерву — мы оба подохнем.

Я делаю неловкое движение и задеваю чашку. Бедро жжет. Не прекращая балансировать на краю пика, дергаюсь. Шиплю от боли.

Платон отстраняется, смотрит дико на черный кипяток, который растекся, добрался до моего бледного бедра. Тут же рукой инстинктивно вытирает, спасая меня.

— Ты с ума сошел, обожжешься, — шепчу.

Он губы облизывает.

— Так соскучился по тебе.

Мы обнимаемся. Платон расстегивает ремень. Я вижу, как пылает его красная ладонь, — обжегся все-таки, придурок. Нужно было поискать по шкафам салфетки...

Крепкие объятия. Его губы на моей коже. Толчок в меня. Еще один, еще. Остро, резко. Платон словно каменный, и я задыхаюсь. Максимально заполненная, живая, чувствующая. Самая страстная и прекрасная женщина.

Он начинает двигаться.