Я представила красивое дышащее жизнью дерево и сделала первый мазок. Очертила его границы – плавно, бережно, вкладывая в каждое скольжение все свои эмоции и чувства. Как делала всегда.
Вот уже восемь лет почти все свои картины я рисовала пальцами ― так было проще ощущать текстуру и линии, распознавать краску и воспринимать пространство. И ещё, так я была ближе к своему творению. Сливалась с ним воедино.
Было дико сложно завоевать доверие людей. Сложно потому, что они не понимали, как можно рисовать сердцем, а не глазами.
Это был очень долгий путь. Я хотела доказать ― нет, не так… показать ― миру, что не важно, КАК ты рисуешь, важно, ЧТО ты при этом чувствуешь, и ЧТО хочешь сказать. Только это. Остальное – нет.
Вы знали, что цвета можно определять на ощупь? Одними лишь кончиками пальцев.
Что белый более плотный по сравнению с остальными. Чёрный ― более жидкий. В красном ощущается вязкость, а в жёлтом можно уловить мягкое скольжение.
Я не слепая и могу снять повязку. Могу видеть эти цвета глазами. Просто не хочу. Просто потому, что, когда не вижу, меня накрывают совершенно другие ощущения. Особенные. И мне не хочется их терять.
Я коснулась пальцами стены, и в моих мыслях дерево расцвело. Остальное сделали руки. Воплотили в жизнь то прекрасное, что родилось в голове. И то прекрасное, что я хотела после себя оставить.
Если решу уйти. Нет… когда
решу уйти.Ещё один мазок. И следующий. Песня Эда Ширана ― его
― Мак и Аарон так сцепились на поле, ты бы видела!
От испуга мой палец соскочил с линии, и я резко сорвала с глаз повязку.
– Черт, Никс, прости, я не знала, что ты работаешь. Я всё испортила?
– Нет… ничего. Всё нормально. ― я выдохнула и провернулась к Тейлор. ― В каком смысле сцепились? Подрались?
– Нет. Но всё закончилось бы удалением, если бы не вмешался Сейдж. И придурки слили бы игру. – она плюхнулась на диван и подтянула к себе колени. ― Не понимаю, что происходит с Маком. Последний месяц он будто сам не свой. Вечно срывается без причины, злится, смеяться совсем перестал. Хотя раньше смеялся постоянно. С ним что―то происходит. И это «что―то» очень серьезное.
Я взяла со столика тряпку и, макнув пальцы в воду, принялась стирать с них краску.
– Думаю, ты преувеличиваешь.
– Преувеличиваю? ― усмехнулась она. ― Мак, которого я знаю, никогда не рискнул бы таким важным матчем. Он всегда, понимаешь, Никс, всегда оставлял личное ЗА полем.
И вот снова, мы будто бы говорили о двух абсолютно разных людях. Мак, которого знала я, казалось, смеяться не умел вовсе. А Мак, которого знала Тейлор…
Согласна. Это напрягало.
– Не пробовала с ним говорить?
– Пробовала. Всё бес толку. ― она выдохнула и откинула голову назад. ― Он либо не слушает, либо говорит, что это не моё дело. ― усмехнулась. ― Хотя обычно и то, и другое одновременно.
Я задумалась, а затем взяла кисть, чтобы убрать лишнюю краску. Точнее, подойти к ней творчески.
– Почему Мак и Аарон так друг друга ненавидят?
Тейлор ответила не сразу.
– Это давняя история. Мне самой жутко интересно, но меня в неё не посвящают. ― затем фыркнула. ― Сейдж говорит, меньше буду знать, крепче буду спать.
– Он знает причину?
Она пожала плечами.
– Понятия не имею. Но думаю, да. Ближе него и меня у Мака никого нет. А раз он не говорит мне, то…
– Возможно, говорит Сейджу, ― закончила я, не понимая, почему эта мысль не пришла мне в голову раньше.
Пока я исправляла погрешность в линиях, Тейлор внимательно за мной наблюдала. На этот раз я работала красками и без повязки. Корректировала разрывы и придавала границам чуть большую чёткость, потому что, если честно, в последнее время работала рассеяннее, чем прежде.
Возможно, это было связано с тем, что я до сих пор боялась столкнуться с прежней жизнью. А, возможно, с тем, что понемногу утрачивала свой талант.
– Лилии в гостевой комнате ― они прекрасны, ― прошептала Тейлор, словно прочитала мои мысли, ― давно хотела тебе сказать. Ты действительно очень талантливая, Никки, тебе ни в коем случае нельзя это бросать.