Слепень

— Господа, откровенно говоря, я не совсем понимаю, для чего должен присутствовать при ознакомлении вас с рабочими табелями. Я, если угодно, не какой-нибудь там письмоводитель или счетовод, а товарищ[31] главного инженера порта. У меня много дел. Я должен присутствовать при строительстве мола, а не носить вам кипы бумаг, — выговорил долговязый, похожий на потрёпанную осину человек в очках с оправой из черепашьего панциря. Его клиновидная бородка и тараканьи усы совсем не сочетались с мундиром железнодорожного инженера.

Ни Ардашев, ни Добраго никак не реагировали на стенания. И это обстоятельство вывело из себя хозяина кабинета:

— Это возмутительно! Я всё-таки надворный советник и попрошу меня уважать!

— Ага, нашёл! — воскликнул адвокат, указывая на отпечатанный типографским способом лист, заполненный красным карандашом. — Вот, двадцать третье апреля. Заливка куба № 42, 8-й блок. А двадцать первого и двадцать четвёртого — другие работы. Видите, Пров Нилович?

— Да-да.

— Так вот, — присяжный поверенный посмотрел на инженера, — господин Мосин, придётся этот восьмой блок отрезать, вытащить на берег и разбить на части.

— Но это невозможно! Каждый блок — это ячейка куба. Их несколько десятков. Они связаны между собой. Это титанический труд! И кто понесёт затраты? Кто покроет обществу издержки?

— Это не моё дело, Павел Петрович. Потом разберёмся. А пока велите начать работы, — ответил полицейский.

— Без письменного указания я и пальцем не пошевелю! — неожиданно выкрикнул надворный советник и, испугавшись собственной смелости, опустил глаза в пол.

Пристав оторвался от табеля и уставился на инженера, как учитель на провинившегося гимназиста.

— Что? Вы отказываетесь выполнять указание полицейского начальства? Неповиновение власти? Потворствуете преступникам?

— Господа, вы меня неправильно поняли, — дрожащим голосом проронил Мосин. — Хорошо. Мы попытаемся разделить его на части, применим газосварку (благо блок не в центре куба, а с краю). С помощью водолазов зацепим, отбуксируем и вытащим на берег. Но как мы его разобьём? Это железобетон!

— Придумаете что-нибудь, Павел Петрович. На то вы и инженер, — Добраго усмехнулся, — и надворный советник. Соблаговолите приступить немедленно.

— Ладно. Даст Бог, к вечеру управимся.

А вечером пошёл дождь.

Казалось, сама природа оплакивала профессора Поссе, найденного в середине железобетонного блока. Первичный осмотр трупа показал, что смертельный удар был нанесён чем-то тяжёлым сзади по голове. Затем к ногам покойника привязали гирю и поставили вертикально в блок куба, который тут же залили бетоном и опустили на дно. У приехавшего на осмотр трупа судебного медика создалось впечатление, что профессор не сразу умер. Вполне вероятно, он пришёл в себя, когда на него лился раствор и принял мученическую смерть.

При наружном осмотре в нагрудном кармане пиджака были обнаружены очки в роговой оправе, те самые, без которых учёный никуда не выходил. Они лежали в чехле-коробке и потому совсем не пострадали.

Ардашев внимательно их осмотрел и спросил Добраго:

— А как найти в Туапсе окулиста?

— Проще простого. Напротив вашей гостиницы находится кабинет частнопрактикующего доктора Фонберга. А зачем он вам?

— Нужно подтвердить или опровергнуть одну догадку. Правда, для этого мне придётся прихватить с собой очки профессора. Не возражаете?

Пристав и судья переглянулись. В глазах обоих представителей власти читалось недоумение.

— Смею предположить, что ваша догадка связана с раскрытием данного убийства. Назовёте имя убийцы? — предположил пристав.

— Я вам покажу его.

— То есть как? Разве он не отправился в столицу за выигрышем?

— Смогу ответить на этот вопрос только после беседы с врачом.

— Тогда я поеду с вами.

— Отлично.

Соприкоснувшись с воздухом, труп стал быстро чернеть, и его увезли в морг.

XI

Он смотрел на снующих по перрону Новороссийска пассажиров и вновь возвращался к недавним событиям.