Слепец в Газе

«Сказать ли ему сейчас? — размышлял он. — Да, я должен это сделать. Это должно исходить от меня, даже несмотря на то, что он уже все знает. Проклятая девчонка! Почему она не смогла сдержать свое обещание?» Он чувствовал праведный гнев по отношению к Джоан. Нарушить собственное слово! И какого черта она разболтала Брайану? Что произойдет, если его рассказ будет отличаться от ее? И тем не менее, каким дураком он будет выглядеть, если признается теперь, когда уже поздно? Она лишила его права, любой возможности рассказать Брайану о том, что случилось. Женщина сорвала план его действий, и пока его гнев превращался в жалость к самому себе, он ощущал себя человеком, полным самых наилучших намерений, исполнение которых нарушилось в самый последний момент. Она закрыла ему рот как раз перед тем, как он собирался произнести те слова, которые поставили бы все точки над i, и поступив так, сделала ситуацию абсолютно невыносимой. Чего она ожидала от него теперь, когда Брайан обо всем знает? Вместо ответа на этот вопрос он, по крайней мере на первые несколько минут, закрылся газетой «Манчестер гардиан». В укрытии он притворялся, поедая яичницу, что испытывает огромный интерес ко всему тому, что там писалось о России, Австрии и Германии. Но затянувшееся молчание наконец стало невыносимым.

— Похоже, дело идет к войне, — в конце концов произнес он, не покидая своего бастиона.

С другого конца стола Брайан подал слабый знак согласия. Текли секунды. Затем послышался шум отодвигаемого стула. Энтони сидел не двигаясь, глубоко озабоченный мобилизацией в России и не обращая внимание на то, что происходит в непосредственной близости от него. Только когда Брайан открыл дверь, он спросил, наполовину повернувшись, но не настолько, чтобы видеть лицо Брайана.

— Уже уходишь?

— Я в-вряд ли пойду г-гулять с-сегодня утром.

Энтони одобрительно кивнул, словно семейный врач.

— Правильно, — заметил он и добавил, что сам он хочет взять напрокат велосипед в деревне и съездить в Эмблсайд. Нужно купить кое-что. — Увидимся за обедом, — закончил он.

Брайан ничего не ответил. Дверь за ним закрылась.

Без четверти час Энтони уже вернул взятый велосипед и возвращался вверх по склону холма к усадьбе. На этот раз уже решено точно — раз и навсегда. Он расскажет Брайану все — почти все, и в тот самый момент, когда войдет.

— Брайан! — крикнул он с порога.

Ответа не было.

— Брайан!

Отворилась кухонная дверь, и старая миссис Бенсон, служившая кухаркой и горничной, появилась в узкой прихожей. Мистер Фокс, объяснила она, отправился на прогулку где-то с полчаса; к обеду не будет, как он сам сказал, и собирался (можете ли поверить?) отправиться натощак, но она заставила его взять с собой бутерброды и вареные яйца.

С чувством внутреннего неудобства Энтони в одиночестве сел за ленч. Брайан намеренно избегал его, и поэтому должно быть сердится, или еще хуже, внезапно пришло ему на ум, обиделся — так глубоко, что не мог выносить его присутствия.

Мысль об этом заставила Энтони содрогнуться — обиды всегда были ужасны и мучительны также для того, кто их наносит. А если Брайан принесет со своей прогулки великодушное прощение, а, зная его, Энтони чувствовал уверенность, что так и будет — что тогда? Столь же болезненно было быть прощенным, особенно болезненно в случае, если об обиде не было сказано заранее. «Если бы у меня только был шанс сказать ему, — неустанно повторял он себе, — если бы я только мог это сделать». И почти заставлял себя поверить в то, что ему помешали.

После ленча он вышел в поле за усадьбой, надеясь (поскольку именно сейчас он решил срочно все рассказать), и в то же время, поскольку разговор мог стать мучительным и неприятным, сильно боясь, что встретит Брайана. Но он не встретил никого. Отдохнув на гребне холма, он сумел на какое-то время забыть о своих бедах на фоне прекрасного вида. Такой типично и обманчиво английский, думал он, желая, чтобы Мери была здесь и услышала его комментарии. Горы, долины, озера, но все в уменьшенном масштабе. Ничтожно маленькие, таящиеся, как английские усадьбы — все уютные, милые местечки — ничего грандиозного. Ни единого намека на мегаломанию тринадцатого века и никакой барочной вычурности. Уютная, пресыщенная величавость. И почти воспрянув духом, он начал спускаться.

Нет, сказала старая миссис Бенсон, мистер Фокс еще не вернулся.

Он в одиночестве пил чай, затем сел в шезлонг на лужайке и стал читать «Проблемы стиля» де Гурмона[314]. В шесть часов вышла миссис Бенсон и после пространного объяснения того, что стол накрыт и что холодная баранина в кладовой, пожелала ему доброго вечера и отправилась вниз по дороге к своему домику.

Вскоре после этого его стали кусать комары, и он вернулся в дом. Маленькая кукушка в швейцарских часах открыла свою дверцу, прокуковала семь раз и спряталась. Полчаса спустя она снова высунулась и крикнула один раз. Было время ужинать. Энтони поднялся и пошел к задней двери. В конце усадьбы холм светился почти сверхъестественным светом.