Слепи мне счастье…

Тема тютчевского молчания, тема «неизреченной мысли» подхвачена Мандельштамом: «Она еще не родилась, она и музыка, и слово, и потому всего живого ненарушаемая связь». И еще идентичность: « Немота – как кристаллическая нота, что до рождения чиста».

Близость к благородному поэту подчеркнул Северянин, назвав свой сборник «Громокипящий кубок».

Тютчев и Фет. Два сильных корня поэзии России и две фигуры – антиподы. Фет – весь радость, веселье шумное, то Тютчев – грусть, гражданин гиены. Фет – человек чувств, сама чувствительность, ее высшее проявлением (Вакханка), Тютчев – сама нежность, но нежность почти бессильная, почти без чувств.

Тютчева интересует вечер, ночь, зло как таково; гаснущий день, наползающие сумерки; Фет – это расцвет, природа в зелени и цветах. Тютчев – увяданье, сброшенный пылающий пурпур деревьев, он ценит « возвышенную стыдливость страданий».

Всю рельефную и колкую противоречивость поэзии своего антипода Фет выразил в следующих словах: « Весь поэтический образ стихотворения полон чувств, хотя и принадлежит человеку мысли… избыток рефлексии».

Тютчев – поэт с уникальным ощущением вселенной. Каждый его стих – это запечатленное мгновение, словно вспышка магнии или молнии. Это ощущение нервного спазма от мощи природа, благоговения перед ее силой, бьющей огненным фонтаном из неведомых недр.

Тютчев – это Коперник в поэзии, это мир Колумба. Можно заострить – это мир Фауста, мир дерзостного человека, выходящего к мировой бездне. Недаром Тютчев восклицает: «тебе Колумб, тебе венец!»

Поэт славит человека, славит того, кто открывает «новый мир, неведомый, нежданный»

Тютчев перевел строки Шиллера: «Мироздания не конченое дело». Вот именно: мир для поэта не замкнут, мир для него – весь динамика, весь становление, весь движение.

Чем близок и дорог Тютчев нам, живущим в 21 веке?

А тем, что он вселяет нам ощущение безмерности мира, его величия и его таинственности, «неразгаданных законов Мироздания».

С одной стороны, поэт сам умел трепетать перед чудным и непостижимым звездным небом, он умеет и читателя заставить трепетать; с другой стороны – он проникает в глубь человека, и потому заставляет читателя прислушиваться к голосу внутри самого себя. Он учит понять мир и понять самого себя.

В кантовском моральном императиве – вся сущность Тютчева, все содержание и вся форма: « Звездное небо над головой и моральный закон внутри нас».

Поэт «космического чувства», способный удивляться и замирать в священном трепете перед тайной мира и тайной человека.

Писал Л. Толстой: « Так не забудьте достать Тютчева. Без него нельзя жить»

Провел линию психологического размежевания Тургенев, написавший о Тютчеве: « О Тютчеве не спорят, кто его не чувствует,…не чувствует поэзию»

***

Китайская мудрость гласит, что мудрый человек требует всего только от себя:

«Храните зеленое дерево в своем сердце, и, возможно, пение птиц придет».

Литературное переосмысление этой исторической традиции, соотносимой с античным выражением:

«Трудно сейчас – значит идешь к вершине» – полностью захватывает воображение глубинной ясностью и точностью:

«Мне пришлось быть прилежным; кто будет столь же прилежен, достигнет того же»

Л. Толстой

(о своем литературном совершенстве)

***

Прометей Возрождения, давший миру непревзойденные творения кисти, составившие гордость мировой культуры, Рафаэль Санцио из Урбино умер 6 апреля 1520 года, в день своего рождения, когда ему исполнилось 37 лет.

Художника и человека оплакивал весь Рим.

Эпитафия на могиле Рафаэля или Рафаэлло, как его называют в Италии, которая находится в Римском Пантеоне, гласит:

«Здесь покоится Рафаэль, при жизни которого великая прародительница всего сущего боялась быть побежденной, а после его смерти она боялась умереть».

Смысл этой эпитафии можно передать так: сама природа боялась быть побежденной Рафаэлем, творцом бессмертных произведений; когда же оказалось, что Рафаэль бессилен перед смертью, то и природа стала бояться, что она тоже не вечна:

«Народ без меня не полный»

А. Платонов

(Русский писатель)

Итальянский живописец эпохи Высокого Возрождения Корреджо увидев картину Рафаэля «Алтарь св. Цецилии», воскликнул: «Я – тоже художник.

А глубоко переживавший образы красоты М. Ю. Лермонтов писал: