Почему-то из всех городов, где я раньше жил мне больше всего нравился Берлин. И официально-холодный, погрязший в интригах Вашингтон, и пропахший нефтью и пустыней Даллас, и раскованно-бесшабашный, политкорректный Лос-Анджелес, и по-восточному коварный, загадочный, пахнущий кровью и взрывчаткой Багдад, и кичливо-неудобная, холодная Москва — ни один из этих городов не шел ни в какое сравнение с Берлином. Город, разделенный на части бетонной стеной — и сумевший вновь воссоединиться. Город германских побед и германских поражений. Разрушенный, сожженный почти дотла в адском пламени второй мировой войны — и отстроившийся вновь. Город разведчиков и разведок, где нет-нет, да и возникает подзабытое чувство имперского величия Европы. Мой дед, доживавший свои дни в Аргентине, больше всего на свете хотел вновь увидеть единый Берлин, посидеть в кафе под липами на Унтер-дер-Линден — липовой аллее, прикоснуться к камням отреставрированного Рейхстага. Он умер, так и не воплотив в жизнь свою мечту. Может именно поэтому, я часто гулял по этой улице, заходил в парк Тигартен, потом шел в маленькое кафе, неподалеку от здания бывшего министерства рейхспропаганды, спрашивал кофе и долго сидел, наблюдая за прохожими. Здесь же, где меня уже знали, и где я знал каждый закоулок, каждый камень, я любил назначать встречи…
На встречу я пришел как всегда последним, Душан должен был быть уже там, на месте. Машину припарковал больше чем в километре от места встречи, оставшуюся часть пути до кафе проделал пешком. Сделал пару контрольных кругов — хотя Душану я доверял, но проверка есть проверка. И только после этого вышел к кафе…
Душан сидел там, где любил сидеть я — в самом углу, спиной к стене. Этот столик стоял в самом углу, пробираться к нему было неудобно — зато у него было одно неоспоримое достоинство. В метре от него был проулок, пробежав через который можно было затеряться лабиринте старых домов. Прилетев в Берлин из Москвы, этим утром он, по-видимому, успел заглянуть в свою квартиру в бывшем Восточном секторе и переодеться. Серый костюм, черная сорочка, легкий плащ, переброшенный через руку, свежий «Шпигель» в руках — в таком виде он ничем не отличался от обычного, средних лет бюргера, решившего перекусить в кафе в обеденный перерыв…
Душан увидел меня издалека, взмахнул рукой с зажатым в ней журналом — значит, можно. Все в порядке, все идет по плану. Прогулочным шагом я направился к кафе.
— Како си?[14] — спросил я на сербском, это было одно из немногих выражений на этом языке, которые я знал.
— Хвала. Оправился.[15] Еще не спал толком несколько дней, и очень хочу кофе. А его никак не принесут…
Сидевший рядом с ним человек ни говоря, ни слова внимательно смотрел на меня. И взгляд его мне не понравился, холодок пробежал по спине. Такое чувство возникает, когда идешь к точке эвакуации, а на хвосте у тебя группа спецназа. Недоброе чувство — такое у меня возникало всего несколько раз в жизни.
Ему можно было дать и сорок и пятьдесят лет. Ничем не примечательный, среднего роста, в толпе мог затеряться запросто. Седые волосы, пострижены почти под ноль. Обычный, дешевый костюм, который явно не к лицу — немногие из тех, кто ушел из армии могут уместно выглядеть в костюме, им больше к лицу родной камуфляж…
— Майкл Рамайн. Альфа-Секьюрити — я протянул руку.
Неизвестный пожал ее, просто пожал без всяких глупых трюков "кто кому руку раздавит". И продолжал внимательно смотреть на меня.
— Седов. Николай Павлович — коротко представился он. Ни места работы, ни воинского звания, ничего. Только фамилия, имя и отчество, как это принято у русских.
— Господин Седов… Или может быть товарищ — Вы как предпочитаете? — начал я по-русски.
— Как вам будет угодно.
— Тогда товарищ, в армии у вас так принято. Простите, не знаю вашего звания… Сразу к делу: у меня есть работа для группы людей, имеющих значительный боевой опыт в условиях Афганистана. Группа должна быть слаженной и очень профессиональной, работать придется нелегально, в глубоком тылу противника в отрыве от своих баз, в условиях чрезвычайно враждебного окружения. Оружие, транспортировка, эвакуация после завершения миссии — на мне. Подготовка, развединформация — тоже на мне. Участникам операции будет выплачено крупное вознаграждение в долларах США.
— Развединформация может быть и дезинформацией… — заметил Седов.
— Именно поэтому я иду вместе с группой. Как контролер.
— Гражданский будет только создавать проблемы.
— Я не гражданский. Последние годы Душан работает со мной — можете спросить его, можно ли меня отнести к гражданским. Я кто угодно — только не гражданский.
Душан в подтверждение моих слов кивнул головой. Как раз в этот момент нам принесли обжигающий черный кофе…
Вообще, американец в этом случае поинтересовался бы — будет ли операция противозаконной или нет. Но Седов этим не интересовался — вместо этого он пил кофе и смотрел на меня. Как будто что-то вспоминал…
— В чем суть операции? — наконец спросил он.
— То есть, вы согласны принять в ней участие? — уточнил я.
— Я просто хочу знать, в чем суть операции.