Гэвин молчал, стиснув зубы, с помертвевшим взглядом. Вот оно, проклятие лидера: видеть людей как личностей, с их надеждами, семьями, любовью, кулинарными предпочтениями, более активных по утрам или ближе к вечеру, любящих острый перец, или танцующих девушек, или склонных к немузыкальному пению… а потом, спустя час, видеть в них только цифры, которыми ты готов пожертвовать. Эти тридцать восемь мертвых мужчин и четырнадцать женщин спасли десятки тысяч людей и почти отстояли город. Гэвин послал их на гибель, и они погибли. И если ситуация повторится, он поступит точно так же.
Он поглядел командующему в глаза. Тот отвел взгляд.
– Господин Призма, – добавил он.
В его голосе не слышалось раскаяния, однако Гэвин и не требовал безоговорочного подчинения. Просто подчинения было достаточно.
Он бросил взгляд на отдушину над перегородкой, разделявшей его каюту и соседнюю.
– Черной гвардии требуются новобранцы. Осенний класс, должно быть, еще не начал занятия, а Кип – идеальный кандидат. Вы сами видели, как он извлекает.
– Это слишком большая физическая нагрузка. Три месяца изнурительных тренировок плюс ежемесячные бои, чтобы отсеять балласт. Из сорока девяти должно остаться семеро лучших. Ему в жизни не поступить в гвардию, даже если бы он не обжег себе руку. Может быть, если он сбросит вес, через годик-дру…
– Кип станет гвардейцем, – прервал его Гэвин.
Он явно не имел в виду, что верит в силы мальчика. В воцарившемся молчании командующий пытался осмыслить услышанное. На его лице проявилось недоверие.
– Вы хотите, чтобы я его принял, даже если он недостоин?
– Вы действительно желаете, чтобы я ответил на этот вопрос?
– Это все равно что во всеуслышание объявить его вашим фаворитом. Вы погубите мальчика!
– Люди в любом случае будут думать, что я ему покровительствую. – Гэвин пожал плечами и продолжал с рассчитанным нажимом: – Он послужит цели, для которой был создан, или сломается на пути к ней, в точности как и любой из нас.
Железный Кулак не отвечал. Он был из тех, кто понимает силу молчания.
– Пройдемте со мной, командующий.
Вдвоем они вышли на балкон. Разделявшая каюты дверь была тонкой, а над перегородкой, между потолочными балками, имелся проем, вероятно, для того, чтобы капитан мог выкрикивать приказания своим секретарям, которые в обычное время располагались в небольшом помещении за стеной. Разговор прошел не вполне так, как хотелось бы Гэвину, но он послужит своей цели. Кип должен был слышать каждое слово.
Сейчас у Гэвина оставалось еще несколько слов, предназначенных уже для Железного Кулака, не для Кипа.
– Командующий, прошу понять: Кип мой сын. Я признал его, хотя вполне мог бы оставить его погибать, и никто бы ничего не узнал. Погубить Кипа не входит в мои задачи. Он толстый и неуклюжий, но он очень сильный полихром. Попав в Хромерию, он быстро повзрослеет. Из него может выйти всеобщее посмешище, но он может и стать великим. Учитывая, как поздно он начинает, отпрыски сатрапов сожрут его с потрохами. Я прошу вас позаботиться о том, чтобы у него ни часа не оставалось свободным. Переделайте его физически, укрепите его психику, пусть он научится здраво оценивать свои силы. Когда он заслужит уважение гвардейцев, когда ему станет наплевать, что о нем думают всякие скорпионы – вот тогда я попрошу его уволиться из Черной гвардии и прыгнуть в скорпионье гнездо.
– Вы собираетесь сделать из него следующего Призму, – сказал Железный Кулак.
– Бросьте, командующий! Призму может выбрать только сам Орхолам, – возразил Гэвин.
Это была шутка, но Железный Кулак не стал смеяться.
– Вы правы, лорд Призма.
Гэвин все время забывал, что Железный Кулак искренне верующий человек.
– Но я не собираюсь давать ему поблажки, – предупредил командующий. – Если он хочет поступить в мою гвардию, ему придется это заслужить.
– Превосходно! – отозвался Гэвин.
– Он ведь полихром… – Полихромам настоятельно не рекомендовалось заниматься столь опасными видами деятельности.
– Ну он будет не первым исключением, – возразил Гэвин.
Впрочем, он будет первым за очень долгое время.
Повисла невеселая пауза.
– И каким-то образом я же еще и должен убедить Белую, чтобы она это позволила!
– Я в вас верю, – отвечал Гэвин с широкой улыбкой.
От мрачного взгляда командующего мог бы скиснуть даже мед. Гэвин рассмеялся, однако заметил для себя еще раз: при всем уважении, которое питал к нему Железный Кулак, обаяние Гэвина на него не действовало.
– Вы собираетесь нас покинуть, – медленно проговорил Железный Кулак. – После того как из-за вас перебили половину моих людей, вы собираетесь уйти и оставить нас одних, верно?
«Проклятье!»
Железный Кулак принял его молчание как знак согласия.
– Знайте только одно, Призма: я этого не допущу. Я не стану ничего для вас делать, если вы не позволите мне выполнять мою работу. Если мой труд для вас ничего не значит, с какой стати мне помогать вам в вашем? Или это то, что вы называете высшим почтением?
Гм… Стоит отметить: обаяние еще меньше действует на людей, у которых есть веские причины надавать тебе под зад. Гэвин поднял обе руки:
– Чего вы хотите?