Слепой

— Ох, и не спрашивай. Уже светало, когда его провожали. Попрощался со всеми ласково, а Сейфуллаха обнял, я даже удивилась тогда. Ведь он его раньше не очень-то жаловал. Но времена меняются. Прижал так к себе по-отечески, а потом возьми да и шепни ему на ухо: "Ну, с тобой не прощаюсь". У меня слух хороший, к тому же я рядом стояла. После его ухода, мальчишка совсем другим стал. Как подменили. Я первая догадалась, что он из города бежать за иманом собрался, но Рафика мне не поверил. Мол, свадьба не за горами, да и повода нет. У имана своя дорога, а у Сейфуллаха своя. А как оказалось-то! Никто чужой судьбы разгадать не может, даже родной отец. А потом настал черед этой змеищи Альмас клыки свои показать. Я всегда знала, что она только с виду сахарная, а внутри — одна желчь. В общем, бросила она нашего мальчика, и даже кольцо, как следует, не вернула. С гонцом отдала, а по закону ведь сама должна была явиться. Эх, что с гадюки взять, только яду. А укусила она его больно. Сейфуллах виду не подавал, но я догадывалась, что у него на душе волки выли. Не знаю, как там у вас в Согдарии, но здесь, в Сикелии, когда невеста отсылает кольцо жениху — это позор, от которого просто так не избавляются. Особенно, если невеста из такого рода, как Пиры. А потом он сбежал. И я даже не знаю, жив он или мертв. Вот, как дура, уже неделю тайком таскаю в его комнату еду, молюсь, чтобы пайрики не тронули нашего мальчика.

— Может, они поехали вместе — иман и Сейфуллах? — спросил Арлинг с надеждой. Одна эта мысль уже грела сердце.

— Может, но вряд ли, — вздохнула Масуна. — Наш мальчик не один убегать собирался. С ним еще человек десять было — кто-то из купцов, но большинство из простых — ремесленники, фермеры. А знаю это потому, что следила. Они у старухи Тамасхан в саду по ночам встречались. Я все думала, рассказать старшим господам или нет, а потом Сейфуллах меня сам позвал, да и признался. "Уезжаю, — говорит, — я в Самрию, Масуна. Здесь меня слушать не хотят. Вернусь с подмогой — неправильно, что нашими землями чужаки владеют". Ох, и дерзкие у него были мысли. Отец, и вправду, его в последнее время не жаловал. Видимо, знал, что у сына на уме. Сейфуллаха даже на собрания не приглашали, а когда Рафику объявили наместником, вообще стали поговаривать, что его кадуцея лишат. А потом еще эта гадюка Альмас. Довели мальчишку. Я слышала, как он просился в Самрию, но отец его не пустил. Вот он и сбежал. А Сокран-то… Тот еще змей. Громче всех кричал, чтобы Сейфуллаха из Гильдии исключили. Мол, пока голова не остынет, мальчишке среди ясных умов нет места. А когда Рафику наместником выбрали, взял, да и сам сбежал из Балидета. И не просто сбежал. Мерзавец всю колонию шелкопрядов обокрал, а остальных куколок пожег. Как мы будем жить дальше, не знаю. Правда, люди говорят, не сбежал он, а погиб в буранах, потому как страшные бури вокруг города тогда бушевали. Да и воины Маргаджана повсюду рыскают. Главный тракт сторожат и днем, и ночью, мышь не проскочит. Рафика тяжело предательство брата переживал — куда сильнее, чем побег сына. "Если, — сказал он мне, — Сокран не погиб в буре, то подстрелили его. Не было у него шанса спастись". Но я вот, что думаю. Сокран всегда был живуч, его никакая буря не проймет, к тому же, поговаривают, не один он сбежал, а с Шамир-Яффом. А вот наш мальчик…

Масуна снова залилась слезами, но, шаги, раздавшиеся в коридоре, заставили ее поспешно закрыть рот платком. Арлинг давно слышал Майнора, но был уверен, что он им не помешает. Управляющий был занят тем, что подслушивал у спальни Рафики, а пустая комната Сейфуллаха его не интересовала. В доме Аджухамов всегда было трудно хранить секреты.