Слепой

Арлинг впервые почувствовал драганов, когда они подошли к центральной площади, недалеко от которой располагался особняк Аджухамов. Среди пряных ароматов специй и фруктов, чистых дерзких нот городских фонтанов и дурманящего запаха апельсиновых деревьев слабо ощущалось присутствие не-балидетцев, которые столь гармонично вписались в городскую жизнь, что были едва заметны. Казалось, чужаки просто гуляли по городу, осматривая достопримечательности и наслаждаясь отдыхом после тяжелого перехода по пустыне. Никто не грабил храмы, не разорял дома и не уничтожал памятники. Горожане тоже вели себя тихо, словно под стенами Балидета никогда и не стояла ощетинившаяся осадными башнями армия захватчиков.

Однако проходя мимо драганов, Майнор приказал нарзидам ускорить шаг.

Регарди прислушался. Тревога, которую он почувствовал при выходе из тюрьмы, искусно пряталась под маской безмятежности. Скрытая нервозность в словах, чуть убыстренные движения и торопливость прохожих подсказывали, что в городе произошла трагедия. Все играли в чью-то игру, старательно обманывая друг друга. Незаметный в повседневных буднях страх поселился на крепостных стенах, в узких извилистых улочках, в мраморных храмах с белыми и черными святилищами, и даже во Дворце Гильдии, откуда доносилась непривычная тишина.

С особняком Аджухамов тоже было не все в порядке. Роскошное, облицованное керамической плиткой трехэтажное здание с витражами в окнах и родовым флагом на куполе источало тревогу и напряжение. Едва они вошли во двор, дежурный страж поспешил плотно затворить ворота, словно за ними гнались пайрики. Их никто не встречал. Майнор сразу исчез в доме, будто одно присутствие халруджи было ему неприятно, за ним разбежались и нарзиды-носильщики. Когда десять месяцев назад Арлинг покидал этот дом, он был похож на муравейник, который разворошили палкой. Тогда двери не закрывались от бесконечного потока просителей, купцов, чиновников и друзей, а во дворе постоянно сновали слуги, нарзиды, охрана и разнорабочие, старающиеся поспеть во всем и не упустить ничего. Насколько кипучая жизнь особняка Аджухамов оглушала раньше, настолько дом удивлял своим спокойствием и безразличием теперь.

Постояв во дворе и послушав звуки, доносящиеся из здания, Арлинг отправился искать Сейфуллаха. Несколько слуг, которых он встретил в коридорах, поспешно скрылись при его появлении. Впрочем, оно было к лучшему. Регарди не был готов отвечать на расспросы, не зная, что пропустил, пока был в тюрьме.

– Слава Омару, сохранившему тебя в пути! – приветствовал его знакомый голос. Кухарка Масуна, старая, добрая женщина, была одной из немногих, по кому он скучал все эти месяцы.

– Слава Омару, давшему мне встретить вас здоровой и благополучной, – ответил Арлинг, склонившись в глубоком поклоне. И только проговорив ритуальное приветствие, халруджи сообразил, что вряд ли эту женщину можно быть назвать благополучной. Ведь ее сын служил у Сейфуллаха в охране, и Регарди не знал, какая судьба его постигла. Но Масуна не заметила замешательства Арлинга и горячо обняла его. От неожиданности Регарди не сразу нашелся, что ответить.

– Мы так волновались! Когда господин Сейфуллах прибыл один, у меня сердце упало. Ну, думаю, не помогли мои молитвы, а ты, вон, живой! Так быстро все произошло. Господи, как страшно!

– Все хорошо, – пробормотал Арлинг, мягко отстраняя Масуну. – Ваш сын…

Повисло недолгое молчание, и он уже собирался произносить соболезнования, когда женщина ответила.

– Ушел, – просто произнесла она. – Многие к ним ушли, он – один из первых. Едва на порог ступил, так и объявил. «Мама, – говорит, – нашел я себе призвание. Буду теперь у Управителя служить». Выше отца вымахал, а разума не набрался.

Договорить Масуна не успела, так как по всему дому раздался громкий, оглушающий треск барабанной дроби, который сменился глухими ударами, словно кто-то изо всех сил колотил палкой по стенам.

– И так со вчерашнего дня, – предупреждая вопрос Арлинга, ответила кухарка. – Никак не успокоится. Говорят, Аджухамы очень не хотели за тебя деньги платить, а он настоял. Все отца простить не может. Молодой, не понимает, что человеческая жизнь дороже свободы. Ступай к нему скорее, может он хоть тебя послушает.

То, что Сейфуллах был в оружейной, Арлинг уже догадался. Именно там хранились военные барабаны, вместе с фамильными мечами и доспехами предков. Несмотря на то что душевное состояние господина его тревожило, он был несказанно рад, что Сейфуллах жив. Впрочем, поведение молодого Аджухама было объяснимо – его эмоциональная натура бурно переживала любые перемены.

Между тем, Сейфуллах и не думал останавливаться. Оглушающие удары сменялись дикими выкриками, топотом ног и звуком падающего тела. Покашляв на пороге, чтобы предупредить о своем появлении, Арлинг осторожно вошел в зал.

В оружейной по-прежнему пахло древностью. Старинное оружие, собираемое семьей Аджухамов на протяжении многих веков, внимательно наблюдало со стен за наследником рода.