Слепой гость. Повесть

Не знаю, когда уехал Мелик-заде. Кажется, сразу же после того, как доктор Коган крикнул, что дед убит. Когда мы вышли на улицу, его машины уже не было.

Никто не ложился спать в эту ночь. Ламп не гасили. Я дремал возле матери и несколько раз просыпался от детского плача. Плакал мой двоюродный маленький брат, пугаясь огоньков, блуждавших по саду, и тревожный женский голос его уговаривал: «Спи, спи, это начальники с дядей Оруджем ходят по саду, ищут, кто убил дедушку!»

На другой день мы похоронили деда и к вечеру отправились домой. Скверное это было путешествие. Мы ехали всю ночь, и мать то и дело вскрикивала и прижималась к Сулейману. Ночь была лунная, и всем известно, какие бывают при луне нехорошие тени. Даже Сулейман, и тот был не совсем спокоен.

Как только мы приехали домой, ко мне явился Бостан. Я и забыл о нем, да он-то обо мне не забыл. Оказывается, он уже знал обо всем, что у нас случилось, и в-городе об этом все знали, и о,н пришел ко мне только разузнать подробности.

- Одного не могу понять, - говорил я, - где он мог прятаться, этот человек, когда мы стояли в саду? Деревьев там немного и не такие уж толстые.

Бостан как-то странно посмотрел на меня.

- А он, может быть, и не прятался. Зачем ему прятаться?

- Что ты глупости говоришь, - рассердился я. - Там никого не было чужих, я ж не слепой.

Снова он на меня покосился.

- Я и не говорю, что там были чужие.

И так как я все еще не понимал, куда он клонит, он спросил меня напрямик:

- А, может быть, это сделал свой?

Я обмер. Я хотел ему крикнуть: «Не смей врать, какое ты имеешь право так говорить!» и вдруг вспомнил, что, когда мы с матерью и Сулейманом уже садились на арбу, дядя Орудж подошел ко мне попрощаться и между прочим спросил, не припомню ли я, оставался ли кто-нибудь в саду, когда мы все уже сидели на улице, а дед отдыхал, и была ли заперта калитка. В ту ночь я сидел возле самой калитки и очень хорошо помнил, что все это время она была заперта. Я так ему и сказал, и слышал, как один из незнакомых военных, подошедший к нам вовремя разговора, проворчал: «Ну, конечно, ее открыли, после, когда поднялась суматоха. Простой расчет». Я не. придал тогда никакого значения этому разговору. Сам про себя я представлял все случившееся так: убийца выскочил из окна и сразу же перебрался через ограду. Когда мать заметила, что дед не дышит, убийца был уже далеко. Но дядя Орудж и военные говорили между собой о том, что убийца вышел из сада через калитку, значит, пока мы все сидели на улице, он скрывался в саду и никуда не бежал, хотя мог бежать. Почему? Понять это было самое трудное, и кровь бросилась мне в лицо, когда я догадался - почему. Бегство его выдавало, - вот почему. Он не убежал потому, что его могли спохватиться, потому что это был свой человек, и не выходил из сада, ждал, когда все кинутся в дом, чтобы выскочить из калитки и побежать следом за всеми. Вот почему дядя Орудж и расспрашивал меня про калитку, она была заперта в то время, пока я сидел возле нее.. и оказалась открытой, Когда Орудж с фонариком искал в саду следы.

Я вскрикнул, чуть не плача:

- Но кто, кто мог это сделать, Бостан? ..

- Ну, ну, - заворчал он, - нечего хныкать. И не такие, как мы с тобой, еще поломают голову - кто? Этот полковник, по видимому, чисто работает, и его человечки тоже не дураки. Не легко будет их поймать.

Он спросил у меня, каков из себя был этот военный, которого Мелик-заде назвал Черноковым. Думая совсем а другом, я ему объяснил: невысокий, бритый, русский во виду. Он кивнул.

- Знаю. Есть такой следователь. Ну, если этот взялся за дело, - толк будет.

Прямо удивительно, кого только Бостан не знал. Всех, знал. Но мне на этот раз было не до его рассказов.

Подавленный и испуганный, я вернулся домой и веером рассказал матери о моем разговоре с Бостаном. Она и слушать ничего не хотела, накричала на меня и велела замолчать. Пожалуй, я никогда еще не видал мать такой сердитой. Самая мысль о том, что кто-то из нашей родни мог убить деда, возмущала ее так, что она расплакались. Глухонемой смотрел на нас тревожными глазами и знаком потребовал, чтобы я ему объяснил, о чем спор. Я написал на дощечке все, что думал. Он прочитал внимательно, покачал головой и написал в ответ, что все может быть, за всех ручаться нельзя, и он сам думал об этом.

Страшно было слушать деда, когда он рассказывал о тайном враге, расхаживающем по нашим дорогам в образе нищего с поддельными лишаями на лице. Страшно было представить себе, как этот отвратительный человек прятался где-то возле дома, подслушивал, потом тихо открывал оконную раму и наклонялся над спящим, стариком. И еще страшнее было думать о том, что всё это сделал совсем другой человек, который при встрече называет тебя по имени, весело треплет по волосам и расспрашивает о здоровье твоих родителей.