Слепой инстинкт

Женщина завопила, и дело было не только в боли, но и в том, что паук продолжал вгрызаться ей в руку. Тем не менее госпоже Саутер удалось сохранить здравомыслие. Подбежав к мойке, она смыла паука холодной водой. Из-за двери кладовой Эдуарду было видно, как мать покачнулась, держась за запястье. Она громко застонала, и ее лицо исказил ужас.

Отпрянув в сторону, мать попыталась ухватиться за край стола, но тщетно. Споткнувшись, она упала, уронив стул.

Эдуард знал, что яд воронкового паука — нервно-паралитический, так что примерно мог представить себе, как сейчас чувствует себя мать. Так, словно у нее нет мышц. Госпожа Саутер растянулась на линолеуме, ее юбка задралась, и Эдуард увидел чулки и большие белые панталоны из хлопка.

Каким-то образом ей хватило сил на то, чтобы обхватить левой рукой правую и поднести ее к глазам… Нет, не к глазам! Ко рту! Только сейчас Эдуард понял, что мать пытается сделать. Даже умирая, она действовала по правилам. Мать хотела высосать яд из раны. Это все равно бы не сработало, да она и не успела это сделать. Руки разметались по полу, мать вновь застонала.

В этот момент Эдуард покинул свое укрытие.

Обойдя стол, он взял с крючка у двери полотенце и набросил его на пытающегося выбраться из мойки паука, а потом уложил своего питомца в сумочку матери. Застегнув змейку, Саутер встал так, чтобы мать могла его увидеть. Яд действовал медленно, так что она действительно могла разглядеть сына. Узреть его таким, каким он был на самом деле.

Эдуард смотрел ей в глаза и видел там понимание. А еще страх. И горькое разочарование.

А потом яд, распространяясь по кровеносной системе, подействовал, как и полагалось.

Мать залихорадило, дрожь становилась все сильнее. Ноги забились об пол, туфли разлетелись в разные стороны, руки заметались туда-сюда.

Так действовал этот яд.

Отравленный больше не мог управлять своими мышцами, и в какой-то момент наступала смерть от удушья.

Нервно-паралитический яд воронкового паука мог убить ребенка, старика или просто слабого человека в течение пятнадцати минут.

В случае со здоровым человеком смерть наступала примерно через час, но бывали случаи, когда жертва мучилась до шести дней.

Матери Эдуарда не пришлось выносить эти чудовищные страдания в течение нескольких дней. Она была уже стара, к тому же паук довольно долго провисел на ее руке, успев ввести в тело много яда.

Ее агония длилась минут десять.

Эдуард отвернулся: он не хотел наблюдать за тем, как мать бьется в судорогах. Когда на кухне все затихло, он забрал сумочку со своими смертоносными питомцами и покинул дом родителей так же, как и пришел.

В гараже мерно урчал мотор старенького «мерседеса».

— Дыши глубже, отец, — прошептал Эдуард.

Он чувствовал, что наконец решил все свои проблемы, и это ощущение было восхитительным. Настолько восхитительным, что Саутер позабыл о мерах предосторожности, шагая в ярких лучах солнца по дорожке к воротам.

Глава 55

Макс не помнил, где находится эта гостиница с кегельбаном. Некоторое время поколесив по Пеннигсалю, он развернулся на парковке у пожарной станции и поехал в противоположную сторону.

В двухстах метрах от таблички на въезде в селение налево уходила узкая дорога. Включив поворотные огни, Унгемах наудачу поехал по этой дорожке. Оставив позади четыре дома, он проехал еще километра два по полям и свернул направо у трансформаторной будки из красного кирпича.

Дальше дорога становилась хуже. По обочине тянулись кусты ежевики, которые давно уже никто не подрезал, и их ветви свисали над асфальтом, царапая бока БМВ.

Так Макс проехал еще с километр. Впереди замаячил лес, куда и уходила дорога.

Унгемах уже решил, что окончательно заблудился, когда слева из-за деревьев вынырнуло какое-то здание. Оно высилось прямо на обочине дороги: большой дом из красного кирпича с широкими воротами. Рядом с ним виднелась плоская пристройка метров тридцать в длину — скорее всего, именно там находился кегельбан. Слева находилась большая парковка, справа он заметил узкую гравиевую дорожку. От здания к лесу простирался луг.

Над воротами еще висела старая выцветшая табличка: «Гостиница Саутера. Кегельбан».

Вероятно, раньше это здание смотрелось весьма презентабельно. Учитывая его размеры, можно было предположить, что внутри располагались большие комнаты, оборудованные для развлечения постояльцев. Но теперь оно было лишь реликтом давно ушедшей эпохи, напоминанием о старых добрых временах.

Огромная парковка поросла сорняками, кое-где трава, пробиваясь между булыжниками, достигала полуметра в высоту. Тут даже выросли две тоненькие хилые березки.

Над кирпичами время было не властно, а вот деревянный каркас фронтона серьезно пострадал: краска облупилась, дерево прогнило, трещины на нем зияли, словно беззубые рты чудовищ. Два широких окна слева и справа от входа были заколочены досками. Наверху виднелось еще два маленьких окошка, закрытых ставнями.

Кроме пары подростков из деревни, развлекавшихся разбиванием стекол, тут уже давно никто не появлялся.