Слепой. Один в темноте

– Возьмите, Андрей Николаевич, – настойчиво повторила Варечка, и он подчинился: взял пуговицу и засунул ее в задний карман джинсов.

Надо было что-то сказать. Куда лучше было бы что-нибудь сделать, но что он мог?

– Вы понимаете, что только что совершили тяжкий должностной проступок? – сказал он совсем не то, что следовало бы сказать. – Точнее, уголовно наказуемое преступление, квалифицируемое как укрывательство… И что дальше – шантаж?

– Вы зря пытаетесь меня обидеть, все равно у вас ничего не получится, – заявила Варечка.

Что и было явным, беспардонным враньем, поскольку губки у нее дрожали, а васильковые глаза наполнились готовыми пролиться слезами.

Андрей отвел глаза.

– Ладно, – буркнул он, – проехали. В смысле, извините. Спасибо. И где, если не секрет?..

– Прямо там, на месте. У него в кулаке.

Вот сволочь, подумал Андрей о покойном прорабе. Сдал все-таки. Хотя бы после смерти, но отомстил. Сходил с ума, извивался, орал, как недорезанный, бился башкой о стену, пока совсем ее не разбил, но пуговицу не выпустил. Даже мертвый не выпустил. А я-то думал, он дурак. Дерьмо, слякоть. А вот поди ж ты! Вот тебе и слякоть…

– Вы не думайте ничего, я же знаю, что вы не виноваты, – продолжала Варечка. – Он ведь первый на вас напал, правда же?

– Да, – сказал Андрей.

И это на самом деле было так. Солодовников действительно напал на него первым. Правда, произошло это только после того, как Андрей сказал ему пару слов, услышав которые ни один мужчина, сохранивший хотя бы капельку самоуважения, не смог бы остаться пассивным. Это была провокация чистой воды, причем грубая, но Варечке знать об этом было вовсе не обязательно: она и так уже знала о нем чересчур много. А когда успокоится и хорошенько все обдумает, узнает еще больше. Хорошенький способ самозащиты: живьем замуровать человека в стену! Когда это до нее дойдет, она заговорит по-другому. Совсем по-другому.

– Вот что, Варя, – сказал он. – Вы меня простите. Нет, правда, простите. За все, ладно? Я вас обидел крепко, так вы уж не держите зла. Это я так, по глупости, от растерянности… Словом, знайте, что это не из-за вас, а из-за меня.

– Правда?

– Правда-правда. Вы тут ни при чем, это я один во всем виноват. Так уж вышло, простите.

С точки зрения книжного мальчика, которым он во многом оставался в свои тридцать лет, это были правильные, нужные слова. Следователю прокуратуры Кузнецову они представлялись простым сотрясением воздуха; с таким же успехом он мог пуститься в рассуждения о погоде, международной политике или, скажем, о футболе. А тот, третий, что готов был пожертвовать чем угодно ради единственной цели, к которой стремился с упорством одержимого, уже прикидывал, не пригласить ли младшего советника юстиции к себе, наверх – выпить чашечку чая, спокойно обсудить сложившуюся ситуацию… А потом, когда стемнеет, вывезти за город и закопать. Или утопить в каком-нибудь болоте. Удостоверение следователя прокуратуры, как обычно, остудит пыл чересчур рьяных «продавцов полосатых палочек», машину не станут досматривать; он закончит дело буквально за пару часов, и все снова будет в полном порядке…

Синяя «БМВ» вкатилась во двор, уверенно повернула направо и остановилась в каком-нибудь десятке метров от них.

– Это он, – побелевшими губами прошептала Варечка, бросив в ту сторону быстрый взгляд. – Тот самый человек, что о вас расспрашивал.

Андрей помолчал, обдумывая ситуацию. Пистолета под рукой не было, да и что в нем проку, когда квартал наверняка оцеплен? Взять в заложники Варечку? Это тоже мало что изменит. И потом, не надо забывать, что она – дзюдока, которой случалось укладывать мордой в землю обломов в полтора центнера весом. Бежать? Да куда ты побежишь, чудак-человек? А главное, зачем? Ведь все было построено на том, что ты – человек-невидимка, вездесущий и безликий. А теперь твои портреты развесят по всем столбам, и какая тебе будет польза, даже если ты сумеешь скрыться? Суета сует, все суета. Что пользы человеку от трудов его… Экклезиаст, будь он трижды проклят.

Стекло левой передней дверцы синей «БМВ» опустилось с негромким жужжанием. Сидевший за рулем человек повернул голову и уставил на Андрея непроницаемо темные блестящие окуляры солнцезащитных очков. Кажется, он был в машине один. Это сулило пусть мизерный, но шанс; Андрей понимал, что напрашивающееся решение ему просто-напросто навязывают, но другого варианта, похоже, не существовало.

– Ступайте, Варвара Никитична, – по возможности мягко произнес он. – Не волнуйтесь, я его знаю.

– Я останусь с вами, – железным голосом запротестовала она, как будто они уже лет пять состояли в браке.

– Ничего подобного, – поставил ее на место Андрей. – Мне предстоит деловой, сугубо мужской разговор, и ваше присутствие при нем представляется мне нежелательным. Не выдумывайте ерунды и поезжайте домой, вам надо отдохнуть. Еще раз простите за все, и – спасибо.

– Я…

– Нет, – отрезал он. – Вы – ничего. Не звоните в милицию, никому не пытаетесь выцарапать глаза, не зовете на помощь и не применяете табельное оружие. Ни-че-го. Уходите, я вас очень прошу.