Слепой. Один в темноте

Выключив зажигание, он до упора опустил оба передних стекла и закурил, расслабленно откинувшись на спинку кресла. Набежавший откуда-то мальчишка в подвернутых до колен джинсах и грязноватой, большой не по размеру футболке вопросительно приподнял ведерко с мыльной водой, из которого торчала желтая пластмассовая ручка щетки. Глеб хотел отказаться от непрошеной и совершенно не нужной ему услуги, но передумал и утвердительно кивнул. Парнишка радостно улыбнулся, предвкушая заработок, плеснул в стекло пеной и принялся за дело. Работал он быстро и сноровисто, и вид у него при этом был такой же сосредоточенный, как давеча у Ирины, когда она поправляла макияж.

По салону гулял теплый, пахнущий асфальтом и отработанным бензином сквознячок, дым тонкой извилистой струйкой тянулся в открытое окно, по ветровому стеклу, отмывая его до полной невидимости, со скрипом гуляла резиновая щетка. Работа уже близилась к завершению, когда в поле зрения Сиверова появился новый объект, представлявший собой просто, но аккуратно одетого гражданина предпенсионного возраста. Наблюдая за его слегка неуверенной походкой и чересчур экспрессивной жестикуляцией, Глеб, как какая-нибудь кумушка, мысленно посетовал на повсеместное падение нравов: это ж надо же, приличный с виду человек, а уже с утра навеселе! И это, что характерно, в будний день…

Внезапно что-то сообразив, а может быть, просто вспомнив, куда направлялся, объект его наблюдений резко изменил курс и приблизился к машине Сиверова. Протиснувшись между ней и пыльным пикапом, построенным на базе жигулевской «семерки», он чуть ли не по пояс просунулся в окно со стороны пассажирского кресла и, облокотившись о раму, развязно обратился к Глебу:

– Але, шеф! Свободен?

– Занят, – глядя прямо перед собой, лаконично ответил Сиверов.

– Подкинь к Трем Вокзалам, – не отставал пьяный. – Позарез надо! Штуку даю!

Глеб промолчал. Зажатый в правой руке у пьяного большой желтый конверт имел такой вид, словно владелец в обнимку с ним ночевал в канаве, шкиперская бородка растрепалась и напоминала долго бывший в употреблении веник, но запаха алкоголя Глеб не ощутил, сколько ни принюхивался. Впрочем, в этом-то как раз не было ничего удивительного.

Мальчишка закончил мыть стекло и выжидательно заглянул в салон через другое окно. Напоминая самому себе европейского туриста в трущобах Дели или какого-нибудь Катманду и от души забавляясь этим сходством, Глеб сунул ему купюру и повернулся к пьяному.

– Говорю же: занят, – твердо повторил он. – Не могу.

– Ну, как хочешь, – неожиданно становясь миролюбивым и покладистым, согласился пьяный и отчалил, зацепившись карманом брюк за боковое зеркало пикапа.

Проводив его взглядом, Глеб покосился на оставшийся на пассажирском сидении желтый конверт и нажатием кнопки задействовал стеклоподъемник. Тонированные стекла поднялись с негромким жужжанием, отрезав его от внешнего мира. Сиверов включил зажигание, дал задний ход, переключил передачу и поехал в сторону Арбата.

Двадцать минут спустя он загнал машину на тесную парковку во дворе старого четырехэтажного дома в одном из тихих кривых арбатских переулков. Забрав с заднего сиденья пакет с купленными по дороге продуктами, он сунул под мышку мятый желтый конверт и выбрался из-за руля. Проходивший мимо пенсионер вежливо с ним поздоровался. Глеб так же вежливо ответил на приветствие и подавил невольный вздох: конспирация, батенька! Расположенная в мансарде конспиративная квартира находилась в его распоряжении так давно, что даже обитавшие в кронах старых разросшихся лип во дворе воробьи, кажется, уже начали принимать его за своего.

Пенсионер, шаркая подошвами, удалился в сторону ближайшего гастронома. Его звали Аполлоном Валериановичем, ему было девяносто три года, и было похоже, что он твердо намерен протянуть еще столько же. С его покрытой старческими пигментными пятнами, похожей на куриную лапу руки, раскачиваясь в такт шагам, свисала пустая авоська – самая настоящая, сплетенная из шелковых нитей, архаичная, даже можно сказать антикварная авоська, с какой сам Глеб, помнится, бегал в магазин за молоком и хлебом в счастливом полузабытом детстве. Аполлон Валерианович шел за бифидо-кефиром, это Глеб знал так же точно, как то, что по утрам солнце встает на востоке, а вечерами садится на западе. Он посмотрел на часы и кивнул: стрелки показывали без четверти десять, а это означало, что старик ни на минуту не отклонился от расписания.

Поднявшись по лестнице на самый верх и остановившись перед единственной на площадке дверью, сработанная под красное дерево отделка которой скрывала несокрушимую стальную плиту, Глеб побренчал увесистой связкой ключей и отпер замок. Мощные ригели мягко вышли из гнезд, и дверь открылась, впустив Сиверова в пахнущий дымом хороших сигарет полумрак прихожей.