Слепой поводырь

— Не соглашусь. И вот почему: во-первых, вдова и горничная никогда не обмазывали воском шпингалеты; во-вторых, если даже представить, что на стол забирался сам доктор, то вряд ли бы он оставил на столе испачканный обувью лист бумаги, ожидая пациентов. Скорее всего, он выбросил бы его в плетённую канцелярскую корзину, стоявшую в углу кабинета, но он этого не сделал; в-третьих, след достаточно чёткий. По нему вполне возможно определить рисунок подошвы. Правда не видны сапожные гвозди, нет и каблука. Там лишь отпечаток половины правой туфли. Он позволяет утверждать, что это английский фасон, и что обувь совсем новая. Однако полиция может легко проверить, принадлежит ли отпечаток покойному или его убийце. Слава Богу, Целипоткина ещё не похоронили, и вся его обувь цела. Конечно, хорошо было бы изучить следы под окном кабинета, откуда выбрался преступник и сравнить их с тем, что остался на бумаге. Это позволило бы не только удостовериться в правильности моего предположения, но и вычислить рост убийцы, особенности его походки и даже возраст. Но адская жара, высушившая землю, и топтание под окном горничной вместе с полицейским свели на нет подобные возможности.

— И это все ваши улики?

— Есть самая главная: люстра висит слишком низко, чтобы при падении пробить теменную часть головы покойного. Сорвавшись, она бы лишь поранила его, но не лишила бы жизни. Надеюсь, полиция наконец-таки проведёт следственный эксперимент и подтвердит мою гипотезу… Ох и заболтались мы, отец Ферапонт! Батюшка осерчает, а свободной коляски до сих пор нет.

— Попрошу вас не величать меня подобным образом, пока я не рукоположен в диаконы, — нервно передёрнув плечами, заявил псаломщик.

— Да бросьте вы ерепениться, — улыбнулся Клим. — Я ведь по-дружески сказал и совсем не хотел вас обидеть… Нам повезло. Свободный извозчик! Едем!

— Нет, я пешком.

— Отчего же?

— Теперь мой черёд платить, а мне нечем. Так что я дойду.

— Ферапонт, прошу вас, не упрямьтесь. Родители давно заждались.

— Вот и поезжайте, а меня никто не ждёт, — махнул рукой псаломщик и торопливо зашагал вверх по улице, будто уходя от преследования.

Ардашев нанял фаэтон и велел вознице пустить лошадь шагом. Когда она поравнялась с Ферапонтом, Клим прокричал:

— Ваше упрямство приведёт к тому, что вы не узнаете самого главного вопроса, на который нужно найти ответ. Иначе нам не разгадать тайну убийства доктора.

Псаломщик замер и, повернувшись, к экипажу спросил:

— Вы сказали «нам»? Значит ли это, что мы теперь вместе будем расследовать это преступление?

— Безусловно, Ферапонт, безусловно! Садитесь.

Недавний семинарист лихо запрыгнул в коляску, и пегая лошадка потрусила вверх по Александровской.

— Итак, каков же этот главный вопрос? — спросил Ферапонт.

Ардашев улыбнулся.

— Нам предстоит узнать, кого доктор ждал к десяти часам.

— Да-да, конечно, — задумчиво проронил псаломщик, глядя туда, где кроны тополей встречались с облаками.

Глава 5 Дела сегодняшние и минувшие

I

Слегка полноватый, пятидесятичетырёхлетний начальник полицейского управления Ставрополя Антон Антонович Фиалковский, расстегнув ворот форменного мундира, подошёл к распахнутому окну, пытаясь поймать лёгкое дуновение ветерка, едва колыхавшего сдвинутые гармошкой занавески. Солнце палило нещадно, и от его лучей, кажется, закипали чернила в письменном малахитовом приборе, украшавшим стол из орехового дерева, и даже на уже седеющих усах бывшего полкового командира, словно утренняя роса, выступили капельки пота. Он вынул ситцевый, квадратами отглаженный платок и, промокнув усы, вновь убрал его в карман.