Слепой секундант

В нужную минуту дьякон вынес на подносе кольца. Отец Авдикий с троекратным «Обручается раб Божий Андрей рабе Божьей Марье» сотворил над головой жениха крестное знамение и надел ему кольцо на безымянный палец правой руки. Затем он обручил Машу Андрею и, как положено, трижды поменял кольца на руках жениха и невесты. Тем завершилась первая часть обряда — обручение.

Для венчания следовало перейти на середину храма. Еремей быстро подошел, чтобы помочь питомцу.

— Нет, нет, это я, я сама… — прошептала ему Маша и, взяв Андрея под локоть, повела его к аналою и расстеленной перед ним на полу скатерке. Она училась выполнять свои новые обязанности при слепом супруге.

Еремей ощутил нечто вроде ревности.

— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! — по батюшкину знаку завели оба певчих.

Андрею стало безумно жаль Машеньку — не такое бы ей венчание, не в холодном храме, не под неслаженные голоса, да и не в таком платьице…

Маша тихонько подсказала ему сделать шаг, чтобы ступить на подножие. Еремей невольно усмехнулся — питомец встал на скатерку первым, ему, значит, и вся власть в доме. Туч отец Авдикий позвал его с Тимошкой, дьякон дал им венцы — не Бог весть какие, даже не позолоченные.

Перед началом венчания отец Авдикий в последний раз спросил жениха и невесту, тверды ли они в своих намерениях.

— Имаши ли ты, Андрею, позволения благое и непринужденное взяти в жены сию Марью, ею же пред собой зде видешь?

— Да, святый отче, — и Андрей вздохнул. Какое уж там непринужденное — беда заставила. Да еще «видешь»…

— Не обещался ли иной невесте?

Андрей вздохнул. Обещался — да только в душе, а обручения с Катенькой не было. И все же сказать «нет» стало бы ложью. Лгать он не любил — но нелепо сейчас было бы вступать в пререкания.

— Нет, святый отче.

— Имаши ли ты, Марие, позволения благое и непринужденное взяти в мужья сего Андрея, его же пред собой зде видешь?

— Да… — прошептала Маша, — да…

— Не обещалась ли иному мужу?

— Нет, не обещалась. — Хрустальный голосок звучал твердо.

Андрей понял — девушка отсекает все свое несчастливое прошлое, все обманы и предательство Венецкого. Нет его больше в девушкиной жизни. Да и девушки уже почитай что нет — есть молодая жена, Мария Соломина.

И ее, эту жену, надобно где-то скрыть до поры — можно и к безумным теткам отвезти. Венчанную супругу они примут без воркотни — и, может, даже соберутся с духом, покинут привычное жилище и увезут ее в Москву. Это было бы лучше всего…

Вдруг Андрей опомнился, и ему сделалось стыдно. Венчание, священник молитвы читает, Господа просит благословить брак, Пресвятую Троицу, а бестолковый жених умственно речь к теткам сочиняет!

— Поцелуй… — шепнула Маша и чуть подтолкнула Андрея вперед.

Он вспомнил — перед самым главным в обряде положено целовать маленький образ Спасителя, укрепленный спереди на венце. Он потянулся губами к образу, отец Авдикий помог. Затем настал черед невесты. И батюшка отдал венцы Еремею с Тимошкой.

Они встали, как было договорено, — Еремей вознес венец над Андреевой головой, Тимошка — над Машиной.

— Ну, Господи благослови… — громко прошептал Фофаня. Вот уж кто истинно наслаждался красотой обряда!

— Господи, Боже наш, славою и честью… — торжественно начал отец Авдикий.

— Стойте, стойте! — раздался отчаянный крик.

Слова «венчай их!» замерли на полуоткрытых устах священника. Человек в распахнутой шубе выбежал на середину храма.

— Да стойте же, Христа ради! Маша, прости меня, прости! — и этот человек рухнул на колени перед невестой.

— Отец Авдикий, продолжай венчать! — рявкнул Еремей. — Афоня, подержи венец! А я этого прощелыгу сейчас за ворот из храма Божия выведу!

— Кто это? — спросил Андрей.

— Да их высокопресветлое сиятельство, матушкин сынок! — с изумительным ехидством отвечал дядька. — Граф Венецкий, извольте радоваться. — Странная перемена случилась с Еремеем — еще полчаса назад он не был до конца убежден в необходимости этого брака, а теперь грудью встал за питомца, у которого норовили увести принадлежавшую ему невесту.

— Прости, прости меня! — твердил Венецкий. — Дурак я был, дурак и трус! Прости! Да пусть бы она и прокляла меня — я тебе слово дал! Машенька, милая моя, мы же словом связаны! Машенька, голубушка моя, ангел мой, любовь моя единственная!

— И ведь сыскал же! — перебил его Еремей. — Что б ему, подлому, на полчаса всего опоздать!

Маша вырвала руку из ладоней Венецкого.

— Подите, сударь, вон! — крикнула она. — Я замужем!

— Машенька, свет мой, душа моя! — причитал Венецкий. — Чем хочешь поклянусь — одна ты мне нужна! Я тебя искал, шел по следу! Я в обители у матушки Леониды побывал! Я тебя в Гатчине искал, я с этим дураком Решетниковым подрался, нос ему разбил!

Андрей насторожился — что еще натворил этот чудак? Венецкий продолжал выкрикивать свои похождения; голос стал прерывистым, плаксивым. Андрей и поверить бы не мог, что мужчина способен плакать при посторонних людях — разве что какой-нибудь отчаянный грешник, которому в Божьем храме пришла вдруг охота громогласно покаяться. Слез, текущих по румяным щекам, он не видел.

Но их видела Маша.