Слепой. Смерть в подземке

– Какая к черту этика в двадцать первом веке? – рассеянно возразил Стрельцов, бегая глазами по строчкам. – Надо же, сколько накопал этот старый подонок… О, даже это! Ну и ну… Вовремя мы им занялись; еще немного, и было бы поздно… – Он поднял на Чайкина спокойный, равнодушный взгляд. – Единственный этический принцип, применимый к данному конкретному случаю, устами своего героя сформулировал еще Роберт Льюис Стивенсон. Надеюсь, «Остров сокровищ» вы читали? Если не читали, то уж смотрели-то наверняка, правда? Мертвый не выдаст – вот вам и весь принцип. С этим, согласитесь, не поспоришь, это – истина в последней инстанции. А профессиональная этика гильдии наемных убийц и прочая блатная романтика находится вне сферы моих интересов.

– Надеюсь, на меня этот ваш принцип не распространяется? – помолчав, спросил Чайник.

Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, но голос подвел, и интонация получилась испуганно-просительная, как будто он уже стоял на коленях с приставленным к затылку дулом и молил о пощаде.

– Ну что вы, как можно? – возвращаясь к чтению, суховато откликнулся Стрельцов. – Садитесь, поехали, у меня еще куча дел. Нет, – чуть резче добавил он, краем глаза уловив движение Чайника, – на прежнее место, если вас не затруднит.

Чайник молча прикрыл дверцу и двинулся к переднему сиденью. Сунувшись в салон, он заглянул прямо в дуло пистолета, который держал в руке молчаливый водитель.

– Что… – начал Виктор Чайкин, но договорить не успел: пистолет выстрелил, и последним, что увидел в своей жизни профессиональный посредник по прозвищу Чайник, было клубящееся в широком, как железнодорожный тоннель, канале ствола рыжее пламя.

За воротами цеха водитель развернул джип и наконец-то подал голос.

– Про деньги забыли, Петр Кузьмич, – сказал он с легкой досадой. – Сумма-то, поди, немаленькая. Может, сгонять?

– Поехали, – не отрываясь от добытых киллером бумаг, нетерпеливо бросил Стрельцов. – Ребята подберут, это их премия.

Водитель переключил передачу, дал газ, и черный внедорожник, переваливаясь на ухабах и с хрустом давя в мелкую крошку усеивающий дорогу шлак, покатился к выезду с заводской территории.

* * *

Вывеска, укрепленная на фасаде жилого дома, гласила просто: «Пиво и мясо». Довольно крутые и основательно истертые подошвами кирпичные ступеньки вели прямо с тротуара в приямок, где располагалась дверь заведения. Спустившись по этим ступенькам, потенциальный посетитель, он же потребитель поименованных выше продуктов, в буквальном смысле слова оказывался в тупике: небрежно набитые поперек двери толстые необструганные доски своими неровными концами заходили на стену, а торчащие из них ржавые шляпки толстых гвоздей окончательно убеждали случайного человека в том, что дверь заколочена намертво. Это был своеобразный психологический тест, на котором действительно отсеивалось немало робких интеллигентных хлюпиков, коим не место в брутальной компании настоящих мужчин – любителей пива и мяса с кровью.

Спускавшегося по ступенькам человека было трудно отнести к категории интеллигентных хлюпиков. Он был выше среднего роста, спортивного телосложения и имел наружность, которая вряд ли стала бы менее брутальной, даже нарядись ее обладатель в свадебное платье с фатой. В коротко остриженных темных волосах и трехдневной щетине, что густо покрывала его щеки, шею и подбородок, предательски поблескивало, выдавая уже далеко не юный возраст, тусклое серебро седины. Глаза скрывались за темными стеклами солнцезащитных очков, в уголке губ дымился окурок сигареты – разумеется, крепкой, поскольку люди этого типа не признают полумер, не говоря уже о недавно вошедших в моду электронных подделках. Одежда его состояла из заметно поношенной и потертой мотоциклетной кожаной куртки, многочисленные пряжки и «молнии» которой негромко позвякивали в такт шагам, черной футболки и джинсов того же цвета, заправленных в высокие ботинки натовского армейского образца. Левую руку человек держал в кармане куртки; из правого выглядывали небрежно засунутые туда тонкие кожаные перчатки, одна из которых, если приглядеться, была испачкана какой-то темно-бурой субстанцией, подозрительно похожей на засохшую кровь.

Если бы начальник службы безопасности одной из крупных московских фирм Петр Кузьмич Стрельцов, к этому времени уже отчитавшийся перед шефом о проделанной работе и вернувшийся к выполнению своих повседневных обязанностей, увидел этого человека, он испытал бы удивление – впрочем, весьма непродолжительное и не слишком сильное. Петр Кузьмич был не из тех, кто способен долго охать, ахать и всплескивать руками, столкнувшись с чем-то неожиданным, особенно если неожиданность таит в себе угрозу. Перестав удивляться, он непременно принял бы все меры к тому, чтобы описанный выше гражданин вел себя как полагается покойнику, то есть перестал расхаживать по пользующимся сомнительной репутацией заведениям и мирно улегся на каталку в ближайшем морге.