Он осекся, увидев облачко пыли, неожиданно поднявшееся над макушкой того самого пологого бугорка, за которым рассчитывал найти временное укрытие. Танк то тяжело клевал носом, то задирал ствол орудия к небу на многочисленных неровностях почвы. Глеб бросил беглый взгляд назад, на преследователей. Пользуясь преимуществом в скорости, они подошли еще ближе, и теперь он мог их не только сосчитать, но и с уверенностью определить, кто есть кто. Там, позади, постепенно догоняя, неровной цепью утюжили поле еще один «тигр», уцелевшая «тридцатьчетверка» и два легких быстроходных попрыгунчика – немецкий Т-III и довоенный советский Т-60.
Главный козырь, как и подозревал Сиверов, был припрятан у противника в рукаве. Это был очень серьезный козырь, против которого даже «королевский» казался слегка жидковатым.
– А ну, стой! – рявкнул он так грозно, что Белый повиновался машинально, на подсознательном уровне.
Танк встал, как вкопанный, клюнув носом и, будто в знак приветствия, мотнув длинным хоботом ствола. Пылевое облако над верхушкой пригорка сделалось гуще, и на его фоне, как стремительно тянущийся к небу росток, показалась тонкая удлиняющаяся черта. Глеб дал на прицел максимальное увеличение и отчетливо увидел задранный кверху набалдашник дульного тормоза. Предчувствие его не обмануло: тяжелый ИС-2, грозное и почти неуязвимое оружие Победы, покидал засаду, готовясь атаковать своего не менее грозного противника.
«Тигр» вздрогнул от прямого попадания в корму, в стеллаже забренчали, ударяясь друг о друга, снаряды. Глеб больно ударился лицом о нарамник прицела; в шлемофоне причитал плачущий голос Белого, но все это сейчас не имело значения: вслед за стволом орудия в поле зрения появился приплюснутый, обтекаемый стальной блин башни, потом клиновидный нос. На солнце блеснули отполированные прикосновениями земли звенья траков, а затем на единственный краткий миг в перекрестии прицела показалось плоское днище штурмующего гребень высотки танка.
В этот самый, единственный и неповторимый миг Глеб выстрелил и, кашляя в едком тротиловом дыму, еще не зная, попал или нет, не столько услышал, сколько почувствовал, как в кармане зазвонил мобильный телефон.
– Это не бред, – отвечая на сорвавшуюся с языка Сергея Аркадьевича бессмысленную протестующую реплику, небрежно произнес Мордвинов. Он вразвалочку подошел к столу, опустился в удобное кресло для посетителей и вынул из бокового кармана френча портсигар. – Я не поленился съездить в Кубинку и проверить все на месте. Так вот, буквально за день до того, как этот так называемый Семибратов покорил твое сердце небезызвестной фотографией, в танковый музей явились два каких-то господина на машине с мигалкой. Один из них, тот, что постарше, предъявил удостоверение действующего генерала ФСБ. Несмотря на это, в дирекции пытались брыкаться, но разве с ФСБ поспоришь! В общем, Mk-V погрузили на платформу и отправили в Москву, выделив для сохранности сотрудника музея. Я говорил с ним – кстати, он не так уж дорого берет, – и выяснил, что танк был доставлен в один из павильонов «Мосфильма», где в соответствующих декорациях и при участии костюмированной массовки и был сделан известный снимок.
Кулешов, слушавший его с приоткрытым от изумления ртом, вдруг вновь обрел спокойствие, собранность и деловитость.
– И как давно ты это выяснил? – ровным голосом осведомился он.
– Недавно, – по-прежнему небрежно, с ленцой ответил Мордвинов, – дня три или четыре назад. Ну, от силы неделю.
– И ты молчал все это время?!
Мордвинов кивнул и щелкнул зажигалкой с нацистской эмблемой на крышке.
– А что говорить? – попыхивая дымком, сказал он. – Какой в этом смысл? В том, что он шпион и провокатор, я убедился намного раньше. И я не виноват, что ты покорно пошел за ним, как баран на бойню. Ты знаешь, раньше на скотобойнях держали специального козла – козла-провокатора, так это называлось. Он встречал доставленных на убой животных у ворот и на правах старожила увлекал за собой – сам понимаешь, куда.
– Иногда мне кажется, что ты ненормальный, – сказал Сергей Аркадьевич. – Что ты такое несешь?!
– Позволь, я объясню, – вмешался в их диалог Пагава, до этого скромно куривший в сторонке. – Умнее было бы просто уйти, но ради нашей старой дружбы я тебе кое-что растолкую. Видишь ли, он и есть ненормальный – настоящий, с диагнозом и справкой. И он очень многого тебе не сказал – не только о Семибратове, или как его там, но и о себе.
Мордвинов привольно развалился в кресле и издал пренебрежительное фырканье.
– Ну-ну, – сказал он.