Слепой. Танковая атака

Стармеха дядю Петю по телевизору не показали. Возможно, он просто не попал в кадр, но Глеб подозревал, что причина в ином: взрыв произошел в машинном отделении как раз во время дяди Петиной вахты, и шансов уцелеть у него было немного. Это было довольно грустно, но Глеб не хотел себя обманывать: стармех подписал себе смертный приговор уже давно – в тот самый день и час, когда дал согласие на сотрудничество с «компетентными органами». После преднамеренной поломки судовой машины и последовавших за нею событий с участием моториста Молчанова, который был взят на борт не без протекции дяди Пети, Пагава все равно бы его пристрелил, предварительно выпытав все, что он знал. Взрывчатку, которая его прикончила, на борт пронес он же – кто-то передал ему тяжелую сумку, и он протащил ее на корабль и спрятал, где ему велели, даже не удосужившись заглянуть внутрь. Круг совершенных под влиянием обыкновенной трусости и глупости необратимых поступков, таким образом, замкнулся; каждый сам виноват в своей смерти, гласит восточная мудрость, и в отношении дяди Пети это было верно на все сто процентов.

По крайней мере, этим можно было утешаться, если закрыть глаза на то, что стармеха втянули в эту историю, умело манипулируя им при помощи старых, как мир, отработанных до совершенства технологий – втянули, использовали, как одноразовый инструмент, и похоронили на дне теплого Аравийского моря вместе с двумя десятками танков и ржавым сухогрузом. Да, и еще с грузом пшеницы, без которого кто-то где-то имел вполне себе реальную перспективу протянуть ноги с голодухи.

Глеб покосился на мини-бар, но, подумав секунду, решил воздержаться: он находился в гостях у человека, которому вряд ли стоило полностью доверять, так что расслабляться было рановато. К счастью, предусмотрительный хозяин сообразил на всякий случай присовокупить к угощению пачку сигарет и зажигалку. Глеб ободрал с пачки целлофановую обертку, отыскал пепельницу и закурил, глядя в окно, за которым в кромешной темноте тихонько плескалось, омывая плоский песчаный берег, Аравийское море.

Выкурив сигарету на три четверти, он погасил окурок и вооружился телефонной трубкой. Говоривший на ломаном английском сонный оператор установил соединение, и в трубке один за другим потянулись длинные гудки. После четвертого или пятого трубку сняли – человек, которому звонил Глеб, либо держал телефон на прикроватной тумбочке и спал достаточно чутко, либо еще не ложился. Второе казалось более вероятным: было всего около часа пополуночи, а дипломаты по долгу службы обязаны вести активную светскую жизнь. Особенно это касается атташе по культуре, совмещающего свои обязанности с работой резидента российской внешней разведки. Такому человеку должно быть не до сна. А раз должно, значит, так оно и есть, иначе на его месте в российском консульстве в Сане давно сидел бы кто-то другой, менее сонливый и более энергичный.

– Хэлло? – с полувопросительной интонацией осторожно произнес в трубке мужской голос.

Судя по этой осторожности, господин атташе по культуре относился к своим обязанностям резидента достаточно серьезно. Высветившийся на дисплее мобильного телефона номер, с которым до этой ночи его почти наверняка ни разу не соединяли, он явно помнил наизусть, как и то, что означает этот поступивший в неурочное время звонок, иначе просто не ответил бы на вызов. У Глеба гора упала с плеч: отсюда до Саны было уже буквально рукой подать, километров двести или около того – пустяк для мчащегося по гладкому скоростному шоссе современного автомобиля. И, коль скоро проводник российской культуры в широкие массы арабской общественности не забыл о своих вторых и главных обязанностях, Глеб, можно сказать, был уже одной ногой в Москве.

– Алло! Алло, кто это? – пьяным медвежьим голосом зарычал он по-английски. – Позовите к телефону тетю Роуз! Миссис Шульман, я имею в виду… Надеюсь, она не забыла, что ее племянница Джесси выходит замуж? Завтра репетиция свадьбы, мама волнуется, невеста в слезах… Где тетя Роуз? Надеюсь, с ней все в порядке?

– Вы ошиблись номером, – с оттенком вполне законного раздражения произнес господин атташе фразу, которая в данном случае являлась кодовой. И во избежание путаницы а-ля «Бриллиантовая рука» добавил: – Тем не менее, поздравляю. Мысленно буду с вами.

– Зачем же мысленно? Присоединяйтесь, старина! – с пьяным радушием предложил Сиверов.

– Я подумаю, – пообещал атташе и прервал соединение.

Дело было в шляпе. Глеб повесил трубку, выкурил еще одну сигарету, а потом погасил в номере свет, уселся в удобное кресло у окна и, ощипывая виноградную гроздь, стал терпеливо ждать утра.

* * *