– Девочка-то молодец. Правда, она не девочка, а майор ФСБ, но это уже детали. Она-то молодец, а вот ты… Не знаю, Глеб Петрович, не знаю. Не люблю я так работать. Не привык.
– Как – так?
– Так, словно противник – умственно отсталый и не имеет даже отдаленного представления об элементарной осторожности.
Сиверов непочтительно хрюкнул и пожал плечами.
– Так ведь он такой и есть, – сказал он. – Кулешов – не главарь террористического подполья, не резидент иностранной разведки, не цеховик, не киллер с репутацией, не вор в законе и не профессиональный кидала. Он вообще не преступник – по крайней мере, он сам так думает. Наш Сергей Аркадьевич – просто зарвавшийся хапуга, чинуша, настолько глубоко засунувший рыло в бюджетную кормушку, что просто не замечает того, что творится вокруг. А его жена и вовсе уверена в том, что произошла не от папы с мамой, как все простые смертные, а спустилась с Олимпа. И жалеет только об одном: что забыла обратную дорогу. Безнаказанность опьяняет. Один раз принял взятку и не попался – значит, ничто не мешает сделать это снова; выдоил из бюджета пару-тройку миллионов и остался на свободе – молодец, умница, всех обвел вокруг пальца, ступай искать, где бы украсть еще, да побольше… Продала собственному мужу за бесценок танковый полигон, сколько-то там десятков гектаров золотой подмосковной земли – талантище, гений, впору памятник при жизни ставить! Кто больше откусил, тот и самый умный, победителей не судят… Все вокруг так живут, все повязаны намертво, и единственный способ нажить реальные неприятности – это не захотеть или просто забыть поделиться с кем следует. Или поделиться, но в недостаточно крупном размере и с неподобающим выражением лица…
– Эта пламенная речь подводит нас к каким-то конкретным практическим выводам, или ты просто выпускаешь пар? – иронически осведомился генерал. – Не знал, что имею дело со скрытым революционером! Просто Плеханов и Белинский в одном флаконе…
– Конкретный вывод прост и очевиден, – сказал Глеб. Он тихонько чертыхнулся, пристраивая на место мудреный шарнирный механизм затвора. – Кулешов – не противник, а обыкновенная куча дерьма, ждущая только дворника с лопатой и поливочным шлангом. Если выяснится, что я ошибаюсь и ту партию танков Пагава взял на реализацию у кого-то другого, заранее приношу Сергею Аркадьевичу свои извинения. Но сдается мне, что извиняться не придется. Если люди исправно оплачивают коммунальные услуги, а в доме нет ни света, ни тепла, и канализация забита, вряд ли это происки эмиссаров Аль-Каиды – скорее всего, управляющей компанией руководит либо ворюга, либо болван, не замечающий, как подчиненные растаскивают деньги прямо у него из-под носа. То же самое и в нашем случае. Если два десятка списанных танков вместо того, чтобы мирно отправиться на переплавку, вдруг обнаруживаются на борту сухогруза, держащего путь прямиком в Аденский залив, а у директора предприятия, которое должно эти танки утилизировать, деньги буквально лезут из ушей, вряд ли стоит тратить время на поиски несунов, которые в конце рабочей смены по одному перебрасывали Т-62 через заводскую ограду.
Он сильным ударом ладони загнал в рукоятку «парабеллума» обойму и принялся старательно протирать пистолет чистой фланелевой тряпицей. Накладки на рукоятке были сделаны из прозрачного плексигласа, что позволяло контролировать наличие патронов в обойме, не вынимая ее из пистолета. На взгляд Федора Филипповича, пистолет с прозрачной рукояткой смотрелся довольно странно; кроме того, гладкий плексиглас наверняка был скользким, создавая неудобство при стрельбе. «Парабеллум» был откровенно сувенирный, подарочный, что косвенно подтверждал виднеющийся на рукоятке ромбический след от потерявшейся, а может быть, удаленной нарочно пластины с именной гравировкой.
Данный конкретный ствол предназначался не столько для боя, сколько для того, чтобы производить впечатление. Впрочем, при этом он оставался восьмизарядным девятимиллиметровым пистолетом прославившейся своей надежностью и отличными боевыми характеристиками марки и в умелых руках еще вполне мог составить конкуренцию своим современным собратьям.
Глеб отложил в сторону вычищенный и смазанный пистолет, вытер ветошью запачканные оружейным маслом пальцы, с наслаждением потянулся, а потом энергично почесал тыльной стороной запястья верхнюю губу под носом и пару раз со вкусом чихнул.
– Чешутся, – пожаловался он, имея в виду новую деталь своей наружности – щеголеватые, подбритые в ниточку усики.
Федор Филиппович насмешливо фыркнул. Усики составляли отличную пару серебряному «парабеллуму», вместе с немецким танковым шлемом придавая своему владельцу обманчиво несерьезный, фиглярский вид законченного оригинала и чудака, которому глубоко плевать на мнение окружающих, и который глубоко сожалеет о том, что родился не в то время, да вдобавок еще и не в той стране.