Слепой. Тропою белого дьявола

Железный Мамед отдал приказ остановиться на дневку неподалеку от дома, над которым торчала древняя, сложенная из дикого камня сторожевая вышка. Аскеров понятия не имел, чье это жилье; его это совершенно не интересовало, и он не желал обитателям этого места ничего плохого, ему в тот момент было не до грабежей. Еды его людям хватало, стекавший с горы ручей с избытком обеспечивал их чистой водой, так что нуждались они только в отдыхе. Со сноровкой бывалых вояк разложив бездымный костерок, они разогрели консервы и вскипятили чай.

Им никто не мешал, хотя наблюдение за ними велось, и притом очень пристальное: Верблюдица Лея, по своему умственному развитию во многом уступавшая двенадцатилетнему подростку, в это время как раз поднялась на верхушку сторожевой башенки и предавалась своей любимой забаве – разглядывала окрестности через оптический прицел СВД. Естественно, что, заметив два десятка вооруженных людей, она сосредоточила на них все свое внимание, тем более что Железного Мамеда угораздило устроить привал в тени частично обрушившейся каменной стены, что ограждала родовое кладбище клана Агжба.

Аскеров не знал о том, что за стеной кладбище: человек, посланный им в разведку, был наемником из Саудовской Аравии, все эти местные тонкости волновали его очень мало, и сделанный им доклад о проведенной рекогносцировке уложился в одну коротенькую фразу: «Все чисто». Удовлетворившись этим, ибо вероятность быть настигнутыми федералами в здешних местах действительно почти равнялась нулю, Железный Мамед плотно позавтракал, назначил часовых и уснул каменным сном солдата, наконец-то получившего редкую возможность принять горизонтальное положение и, ни о чем не беспокоясь, вытянуть ноги.

В сущности, Мамед Аскеров, по прозвищу Железный Мамед, не был виноват в том, что произошло дальше. Верблюдица Лея также ни в чем не была виновата. Если кто и провинился, так это наемник-араб, по имени Саид ибн Керим, который не нашел лучшего места справить перед сном нужду, чем могила дедушки Верблюдицы Леи, Луарсаба Агжбы.

В оптический прицел своей любимой «драгуновки» Лея увидела, как какой-то человек с черной, как солдатский сапог, кожей спускает штаны с явным намерением усесться на корточки прямо над родной могилой. Видимо, справить большую нужду в тени обглоданного непогодой каменного креста показалось ибн Кериму отменной шуткой; часовой-чеченец, оседлавший гребень стены, похоже, разделял это мнение, а вот Верблюдица Лея с ним не согласилась. Она без лишней спешки, но споро, как и подобает бывалому солдату, распаковала водонепроницаемую сумку с боеприпасами, вставила обойму, передернула затвор и выразила свое несогласие, разнеся на куски непутевую черную голову Саида ибн Керима. Мозги араба брызнули во все стороны, и он упал, ударившись размозженным черепом о подножие креста, – как был, со спущенными до середины бедер штанами.

Сидевший на гребне низкой каменной стены часовой вскочил, озираясь, и взял автомат на изготовку, хотя и не знал, откуда грозит опасность. Верблюдица Лея сто раз бывала в подобных ситуациях и точно знала, как надо действовать. «Драгуновка» снова издала сухой, хлесткий звук, и труп часового с силой ударился лопатками о каменистую землю рода Агжба, взметнув в воздух небольшое облачко пыли.

Пока отряд Железного Мамеда просыпался и прятался по щелям среди камней, Лея успела отправить к Аллаху еще пятерых. Это были хорошие воины; по правде говоря, даже рота российского спецназа вряд ли сумела бы нанести отряду Аскерова такой существенный урон за столь короткий срок. Лея стреляла с интервалами от секунды до полутора, и ни одна пуля не была истрачена напрасно. Первые пятнадцать-двадцать секунд боя больше напоминали стрельбу по мишеням в тире, если не расстрел.

Когда Железный Мамед пришел в себя, простая логика опытного полевого командира подсказала ему, куда следует смотреть. Он безо всякого бинокля разглядел в узкой бойнице вышки блеск отраженного оптикой солнечного луча. Он приказал открыть огонь и повел остатки своего отряда в наступление, хотя по-прежнему не знал, кого именно атакует.

Единственное, что он понимал, так это то, что их обстрелял какой-то снайпер – обстрелял и, надо полагать, не успел уйти, попал в ловушку и решил дорого продать свою жизнь. Цена, которую стрелок уже взял с отряда, была чересчур высока. Убедившись, что огонь и впрямь ведет всего один человек, Железный Мамед повел атаку по всем правилам военного искусства.