Слепой Циклоп (Не буди лихо)

Он вернулся в поместье Орлова — здесь, по крайней мере, с ним общались. Он еще раз придирчиво допросил Глафиру — кухарку Николая Станиславовича и Никифора, которые, даже несмотря на приказание барина, отвечали на его вопросы неохотно. Потом опросил Михаила Румянцева и хотел уже вновь приняться за Александру Павловну, но с раздражением выяснил, что она только что уехала куда-то с Никифором.

— Я никому не разрешал покидать поместье, — бушевал он, расхаживая из угла в угол по кабинету Орлова, чем необычайно нервировал Мушку.

— Не знал, что мы под домашним арестом, — невозмутимо откликнулся Николай и, отвернувшись, демонстративно зашелестел бумагами.

— Куда она могла отправиться? — уже сбавив тон, спросил Иевлев.

— Да куда ж тут денешься? Может, в деревню. А может, до города — по магазинам пройтись, письмо, наконец, отправить. А может, просто прокатиться. Никифор нашел в Александре Павловне родственную душу. Я-то не люблю лихачества.

— Кататься, значит?

— Я только обрисовал вам все имеющиеся возможности.

Нетерпение снедало Иевлева. Не имея сил сидеть в доме, он оделся и пошел по дороге прочь от поместья. Николай из окна своего кабинета проводил его долгим взглядом.

— Вот не деревенский человек, — качая головой, заключил он. — Не умеет жить медленно. Все торопится куда-то, а потому решает все поспешно, не замечает, не осмысливает, просто не воспринимает простых, текущих в естественном ритме вещей. Реагирует только на критические ситуации. Видит только их. А потому такой злой, дерганый.

Николай был первым и пока единственным в роду Орловых (по крайней мере, на протяжении пары поколений точно) поклонником деревенской жизни. Его родители, брат, дедушка с бабушкой, насколько он их помнил, были людьми сугубо городскими. Цивилизация наложила на них свою железно-каменную руку. Поэтому фамильным поместьем, их родовым гнездом все последние годы, с тех пор как вырос и стал самостоятельным, занимался только Николай. Он любил это место, холил и лелеял, занимаясь выведением новейших сортов пшеницы на богатых, жирных черноземах Воронежской губернии с тем же увлечением, с каким в университете изучал юриспруденцию. Очень скоро его хозяйство из рядового превратилось в одно из самых прибыльных.

Когда умирал отец Василия и Николая Станислав Орлов, он поделил свои немалые деньги отнюдь не поровну — практически все, да плюс титул досталось старшему сыну, и только тогда еще вполне средненькое поместье — младшему. Теперь же состояние Николая было ничуть не меньше того, что получил в наследство его брат. Поместье процветало, а вместе с ним и люди, которые трудились на его землях. В округе говорили, что на землях Орлова живут самые богатые мужики во всей России. В Подрезки — ближайшую к усадьбе Орлова деревню, где, собственно, и напоили Ивана, даже из Санкт-Петербурга приезжали. Мужики только улыбки прятали в бороды. А Порфирий Коротков так отвечал столичным высоколобым умникам:

— Не мешай людям работать и не грабь безбожно, вот и вся хитрость. Земля-матушка накормит всех, только люби ее, понимай да не ленись кланяться — все сторицей вернется.

Однако в последнее время, когда все в поместье было отлажено и работало как швейцарские часы, Николай несколько заскучал. Именно тогда, разбирая старые бумаги, он натолкнулся на свои студенческие дневники. Николай перечел их, причем с особым теплом и вниманием то, что касалось его долгих бесед с Димитрием Ивановичем Чемесовым.

Это и послужило первотолчком. Теперь книга — труд, посвященный подробнейшему изучению уголовного права России с тщательнейшим анализом статей, предложениями, замечаниями и тонко подмеченными противоречиями и анахронизмами, требовавшими скорейшего пересмотра, была практически готова. Да что там! Если наконец-то остановиться и перестать ее перекраивать и править, потому что уже сейчас ясно — шлифовать можно до бесконечности, так хоть сейчас на суждение критикам, а там, глядишь, и в печать…

Когда Николай писал ее, его смущало только одно. Ему казалось, что сам он слишком далек от реальной, насыщенной событиями жизни. И на тебе! Словно накаркал! Брат убит… Служанка, милая хохотушка Наташа тоже… Иван под следствием… А сам он чувствует себя жирным гусем перед рождественскими праздниками, который, по мнению хозяина, уже вполне созрел, чтобы отправиться под нож…

* * *

Тройку, мчавшуюся по дороге, Иевлев увидел издалека. Это было действительно потрясающее зрелище, и он остановился у развилки, поджидая и невольно любуясь несущимися во весь опор лошадьми. Никифор лихо осадил коней возле этого городского, нарочно обдав его снежной пылью, окутав теплым густым духом разогретых быстрым бегом животных.

— Садитесь, барин, — почти пропел он, все еще полный ветра и скорости.

— Зачем это?

— Барыня прислала. Она в деревне. Просит вас пожаловать. Садитесь, а то этих чертей не сдержать.