Слепой Циклоп (Не буди лихо)

Если бы Иевлев допрашивал их сам, процесс затянулся бы на месяцы, поэтому толпу просеивали сразу несколько человек. Возчиков вызывали по одному и опрашивали по заранее отработанному Олегом списку вопросов. Однако получилось так, что именно к нему в кабинет бог знает каким по счету вошел именно тот самый, единственный, который и был нужен.

На этом везение не кончилось. Несмотря на то, что прошло уже достаточно долгое время, возчик запомнил того шустрого клиента, причем именно потому, что тот не остановил его как положено, а вспрыгнул на ходу, да еще тут же приказал прибавить ходу. Однако дальше все оказалось уже далеко не столь радужно. Ехали они совсем недолго. Добравшись до Родионовского Пассажа, торопливый пассажир велел остановиться, щедро расплатился и скрылся в освещенном вестибюле, смешавшись с редкими в этот поздний час покупателями.

— Теперь одна надежда на то, что по какому-то невероятному везению, его запомнил кто-нибудь из приказчиков…

— М-да.

На этом их разговор и завершился. Иевлев ушел, пообещав держать Ивана в курсе расследования. Теперь он собирался допросить всех приказчиков и управляющих отделами Пассажа. Иван же, потребовав себе перо и бумагу, засел за письмо Николаю Орлову. Он хотел просить помощи у старого приятеля во внимательнейшем изучении генеалогического древа его семьи. Вдруг да обнаружатся какие-нибудь забытые ответвления, а следом и их ныне здравствующие потомки? Темноволосые, высокие и хладнокровно жестокие в своей алчности…

Глава 8

— Вот он! — взволнованно зашептал Петя Доркашов на ухо своему спутнику, вместе с которым прятался в подворотне.

— Да как же я его сфотографирую?! Вон — шапку натянул на самые брови, а ниже сплошной воротник! Да и пойми, мне же время нужно! И чтоб аппаратуру наладить, да и чтоб «клиент» постоял спокойно, — отвечал маленький человечек, сжимавший в руках ящик фотографического аппарата. — Опять же без вспышки ничего не выйдет…

— От че-ерт, — тоскливо протянул Петя и глубоко задумался.

Человек, столь сильно интересовавший его, тем временем неторопливо удалялся по улице. Они охотились на него уже почти неделю — и все безрезультатно. Наверно, только полнейшее отчаяние начинающего сыщика, у которого никак не шло его первое самостоятельное дело, могло толкнуть благовоспитанного и даже стеснительного юношу на то, что он выкинул в следующее мгновение.

Вечером, когда, холодея от ужаса и мучительно краснея, он пересказал свои подвиги восторженно слушавшему его Чемесову, реакция того поразила молодого человека до глубины души — сначала один из лучших московских сыщиков хохотал, утирая краешком рукава слезы, катившиеся из его единственного глаза, а потом кашлял почти до рвоты. Родионову даже пришлось делать ему укол, чтобы купировать приступ. Доркашов же был с позором изгнан, но когда вернулся на следующий день, Иван принял его с распростертыми объятиями.

— Теперь я уверен в вашем будущем, молодой человек, — осторожно посмеиваясь, чтобы не закашляться опять, приветствовал его Чемесов. — В вас есть здоровый авантюризм, совершенно необходимый в нашем пыльном деле.

А произошло вот что. Когда Петя понял, что все его планы катятся коту под хвост, он решился на отчаянный поступок. Собственно, никакого конкретного плана в тот момент у него в голове не было и в помине, просто его подхватила и понесла волна отчаянного вдохновения.

— Будь готов действовать, — приказал он фотографу, к которому его и отправил Иван с той запиской, а сам шагнул из подворотни и, надвинув пониже на глаза фуражку, быстрыми шагами двинулся вслед за дичью.

Поравнявшись с ничего не подозревающим человеком, он одним стремительным движением сорвал с него добротную меховую шапку и пустился наутек… Совершенно растерянный и возмущенный «клиент» еще не успел понять, что же с ним собственно произошло, когда перед ним уже вырос фотоаппарат на треноге, и маленький человечек, выкрикивая краткие, требовавшие непреложного повиновения по-военному четкие команды: «Замереть! Не двигаться! Исключительно важно! Для вечернего выпуска! Возмутительно! Ограблен среди бела дня!», ослепил его вспышкой магния…

— Так ты, значит, украл шапку, Петр Степанович? — трясясь всем телом от сдерживаемого смеха, спрашивал Иван.

Он слушал эту увлекательнейшую историю уже во второй раз, но от повтора она совсем не стала хуже и по-прежнему смешила его до слез.

— Я ее быстро бросил, Иван Димитриевич, — сконфуженно пробормотал молодой человек. — Ее, наверняка, подобрали и вернули владельцу.

— Но ведь тебя самого могли поймать, как обычного воришку! Вот была бы, брат, история!

— Практически невозможно! Еще в гимназии стало ясно, что я бегаю лучше всех.

Совершенно неуместная в данном случае гордость, прозвучавшая в голосе Доркашова, опять чрезвычайно развеселила Ивана.

— Ну и что будешь делать теперь? — спросил он, отсмеявшись, откашлявшись, и за всем этим не заметив, что как-то незаметно перешел с юношей на «ты».

— Пошлю запрос. Уже знаю куда. Надо только сочинить его половчее. Тогда расскажу, что из этого выйдет.

— Договорились.