Орлов поднялся и вышел, а спустя минуту Александра с ужасом услышала, что он приказывает старухе идти к соседке, на улицу или к чертовой матери, но чтобы до утра.
«Господи, смилуйся надо мной! — взмолилась она. — Ну чем я так прогневила тебя?! Вся жизнь, вся моя несчастная жизнь! Я больше не хочу стелить ее под ноги кому бы то ни было! Мишенька! Бедный мой братик! А ведь он просил меня поговорить с Иваном Димитриевичем! Я сама во всем виновата — мне и отвечать! Я убью негодяя! Еще одним Орловым станет меньше на свете. Я знаю, что смогу это сделать! И никто никогда даже не поймет, что это было убийство! Просто остановится сердце или перестанут дышать легкие… А потом уйду сама…» Она зажмурилась, и две слезинки выкатились из-под ресниц.
«Не губи свою душу, девочка!» Александра вздрогнула и распахнула глаза. Комната была по-прежнему пуста, но голос прозвучал так близко и явственно… Она когда-то знала его. «Земфира…»
— Земфира! — повторила она уже вслух.
— Вы звали меня, дорогая? Уже надумали? — Орлов неторопливо переступил порог. — И каково решение? Вы согласны оказать мне честь и стать супругой, чтобы в счастии и горе, болезни и старости и как там дальше-то?
— Согласна, — выдавила из себя Александра и отвернулась.
В ответ послышался негромкий сытый смешок, а потом…
— Что вы делаете? — в панике спросила графиня, стискивая пальцами одеяло.
Игорь Викентьевич аккуратно повесил на вешалку пиджак, развязал галстук и принялся расстегивать жилет.
— Собираюсь скрепить достигнутое соглашение, Сашенька. По-моему это так естественно!
В больнице, куда Чемесов поехал навестить Олега, его встретил Юрий Родионов.
— Ну, как он? — Иван пожал протянутую для приветствия руку.
— Без изменений. Если не считать того необъяснимого улучшения несколько дней назад.
— Это Саша. То есть, я хотел сказать Александра Павловна.
— Да, мне говорил Быстрицкий. Ее… ее не нашли? Никаких известий?
Иван покачал головой и, бережно погладив Олега по неподвижной руке, отошел к окну.
— Опрашивают персонал больницы, приказчиков из соседних магазинов и лавок, жильцов из дома напротив. Пока ничего.
— Не вини себя, Иван.
— А кого еще?
— Не знаю. Но ведь и ты не господь бог, чтобы заранее знать все!
— Думаешь, от этого легче?
— Нет. Я не представляю, что бы со мной было, если бы что-то подобное случилось с Агатой или с мальчишками… Прости, что заговорил об этом…
— Оставь… Тебя, кстати, уже можно поздравить с пополнением семейства? А то я что-то закрутился в последнее время…
— Нет. Ждем. Агата сказала, что не родит до тех пор, пока ты не найдешь Александру Павловну живой и здоровой. Так что ты уж поторопись, Вань, — Родионов пытался шутить, но в глазах его застыла печаль.
Он переживал за друга, состояние которого было более чем понятно ему. Как врач он слишком часто имел дело с людьми, потерявшими близкого человека. А тут еще эта совершенно изматывающая неизвестность! Жива ли она, или уж упокоилась навеки?..
— Куда ты сейчас?
— К «Яру».
— Это что-то новенькое! С каких это пор ты начал топить горе в вине?
— Не говори ерунды!
— Только не надо уверять меня, что ты внезапно воспылал страстью к цыганам!
— Нет. Мне сказали, что там сегодня будет Зельдин. Нужно поговорить с ним. Приватно.
— Вот как… Если не секрет, зачем он тебе?
— Я теперь знаю, кто убил графа Орлова… Надеюсь черти в аду ему попались не ленивые, с-сукиному сыну, — мрачно ответил Иван и, не оборачиваясь, пошел прочь из палаты, оставив за спиной совершенно изумленного Родионова.
Несмотря на поздний час, первый же извозчик с радостью согласился везти его. Ездка обещала быть выгодной. Знаменитый на всю Москву ресторан расположился за городом, на дороге, что вела в Санкт-Петербург. Чуть левее от тракта уходила аллея, приводившая азартных любителей лошадей на ипподром, а справа счастливчиков, да и проигравших уже поджидал «Яр»… Впрочем, очень многие ездили в него и просто для того, чтобы вкусно поесть, а главное послушать пение цыган. Зельдин принадлежал к последним.
Иван увидел его еще от порога. Самый известный в Москве судебный адвокат сидел за отдельным столиком совсем недалеко от сцены и, энергично пережевывая что-то, дирижировал вилкой. Это был маленький, кругленький и подвижный как ртуть человечек с полными яркими губами и цветущими щеками эпикурейца. Он любил жить и любил жизнь. Во всех ее проявлениях. Возможно именно поэтому Зельдин, защищая своих клиентов, всегда боролся за нее до конца. И именно поэтому он практически никогда не брался защищать убийц…
Чемесов потоптался смущенно, но потом решился и двинулся через дымный зал. Похожая на яркий экзотический цветок молоденькая цыганка, изгибаясь с грацией дикой кошки и покачивая пышными оборчатыми юбками, двинулась ему навстречу, но Чемесов с улыбкой уклонился от нее, и она, ничуть не расстроившись, повернулась к соседнему столику. Иван же продолжил свой путь. Наконец он добрался до Зельдина и, остановившись возле него, коротко поклонился. Тот удивленно поднял взгляд, близоруко прищурился и, наконец, произнес:
— Господин Чемесов, если не ошибаюсь?