Собака будет к тебе ревновать, замечает она. А ты будешь думать, что я больше люблю собаку.
Но ты ведь не будешь любить её больше, говорит он. Правда?
Она широко раскрывает глаза. Это ещё почему?
Собаки не говорят, отвечает он.
ПЛЕМЯННИЦА ЗНАМЕНИТОЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ ПОГИБЛА ПРИ ПАДЕНИИ
СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ «СТАР»
Эйми Гриффен, 38 лет, дочь известного промышленника, покойного Ричарда Э. Гриффена и племянница выдающейся писательницы Лоры Чейз, в среду обнаружена мёртвой в своей квартире на Черч-Сент. В результате падения она сломала шею и была мертва уже по меньшей мере сутки. Соседей, Джоса и Беатрис Келли, оповестила дочь мисс Гриффен Сабрина, которая часто приходила к супругам Келли поесть, когда матери подолгу не было дома.
По слухам, мисс Гриффен уже давно боролась со своим пристрастием к алкоголю и наркотикам и неоднократно лечилась в клинике. На время расследования её дочь передали на попечение миссис Уинифред Прайор, её двоюродной бабушке. Ни миссис Прайор, ни мать Эйми, миссис Айрис Гриффен из Порт-Тикондероги, произошедшее никак не прокомментировали.
Этот несчастный случай в очередной раз подтверждает небрежность работы наших социальных служб и показывает, как важно совершенствовать законодательство, чтобы уберечь детей, принадлежащих к группам риска.
В трубке жужжит и потрескивает. Раскаты грома или подслушивают? Но он звонит из автомата, его не выследят.
Ты где? спрашивает она. Сюда нельзя звонить.
Ему не слышно, как она дышит, не слышно её дыхания. Ему хочется, чтобы она приложила трубку к горлу, но он не будет просить, пока не будет. Я недалеко. В двух кварталах. Могу прийти в парк — в маленький, где солнечные часы.
Ох, я не думаю…
Просто улизни. Скажи, что хочешь подышать воздухом. Он ждёт.
Попытаюсь.
У входа в парк два четырёхгранных каменных столба — наверху обрезаны наискось. На вид египетские. Никаких, впрочем, триумфальных надписей, никаких барельефов со скованными коленопреклонёнными врагами. Только: «Не болтаться без дела» и «Держать собак на поводке».
Иди сюда, говорит он. Подальше от света.
Я ненадолго.
Знаю. Иди сюда. Он берёт её за руку и ведёт за собой; она дрожит, точно провода на ветру.
Сюда, говорит он. Здесь нас никто не увидит. Ни одна старушка с пуделем.
И ни один полицейский с дубинкой, прибавляет она со смешком. Сквозь листву пробивается свет фонаря, и белки её глаз мерцают. Не надо было приходить, говорит она. Слишком рискованно.
Каменная скамья забилась в кусты. Он накидывает ей на плечи пиджак. Старый твид, старый табак, отдает паленым. И чуточку солью. Его кожа соприкасалась с этой тканью, а теперь и её тоже.
Вот так, сейчас согреешься. А теперь нарушим предписание. Станем тут болтаться.
А как насчет собак на поводке?
И это нарушим. Он не обнимает её, хотя знает, что она этого хочет. Она ждет этого прикосновения, ощущая его заранее, как птицы — надвигающуюся тень. Он закуривает. Предлагает ей; на этот раз она соглашается. Краткая вспышка меж ладонями. Красные кончики пальцев.
Она думает: будь пламя посильнее, видны были бы кости. Как рентген. Мы — как лёгкая дымка, окрашенная водичка. Вода поступает, как ей нравится. Всегда течет вниз. Дым заполняет ей горло.
А теперь я расскажу про детей, говорит он.
Про детей? Каких ещё детей?
Очередной взнос. Про Цикрон и Сакел-Норн.
Ах, да.
В рассказе будут дети.
О детях речи не шло.
Дети рабов. Без них не обойтись. Иначе истории не выйдет.
Не уверена, что мне хочется про детей.
Ты всегда можешь меня остановить. Тебя никто не заставляет. Вы свободны, как говорят полицейские, если повезет. Он старается говорить спокойно. Она не отодвигается.