Слепцы

Что угодно, лишь бы не думать об этом месте, этом выгоревшем, пропахшем золой мире, который должен был стать первым этапом её будущей грандиозной карьеры. Первый этап растянулся на почти двадцать лет, и Шира всё ещё оставалась арбитратором низшего чина, ни на шаг не приблизившись к лычкам ведущего арбитра с тех пор, как покинула Мачиун. Ни на шаг не приблизившись к благородным Кальпурниям, портретами и статуями которых любовалась на Иаксе. Ни на шаг не приблизившись к тому, чтобы принести семье почет собственными достижениями. Неудачница, отщепенка, никто для Арбитрес и никто для Кальпурниев — ей хватало ума понять это.

На протяжении двадцати лет здесь появлялись целые поколения законников, которые служили рядом с Широй, узнавали больше неё и двигались дальше. Они быстро обучались не обращать внимания на Кальпурнию, игнорировать отверженную женщину, застрявшую на угловой койке. В каждом гарнизоне встречался человек, подобный ей.

Шира прижала кулаки к лицу. Вот так всё и шло, и не собиралось меняться. Если бы у неё были силы изменить положение, она бы уже сделала это. Так что вот, сказала себе арбитр, это твоя жизнь, а вокруг — земля, на которой никогда не взойдет семя Кальпурниев. Ей хотелось начать пить, чтобы забыться, но сослуживцы всегда с ухмылкой отбирали алкоголь из её пайка, а Шире не хватало храбрости возразить им. Последний раз она держала в руке бутылку на гарнизонных торжествах после Свячельника, когда Нальбем тоже напился и залез к ней в койку. Кальпурния была на несколько лет старше его, и годы её не щадили, так что женщина понимала — он пришел к ней без истинного желания. Когда они закончили, Шира уже знала, что Нальбем делал это просто из сочувствия. Он жалел её, и никто даже не стал издеваться над ней из-за этого…

Тут Кальпурния разревелась, и началось самое скверное: всем по-прежнему было наплевать, поскольку такое повторялось слишком много ночей и стало просто ещё одной частью общего веселья. Ещё одна ночь, когда Жирная Каль рыданиями помогает себе уснуть на койке в углу. Какая бессмысленная трата спального места.

Через некоторое время Шира уселась; на её щеках оставались липкие дорожки слез. Вокруг неё обвивались голоса и смех, доносившиеся с другого конца спальни. Женщина отрешенно уставилась на сапоги, стоявшие возле койки — сапоги, которые никогда не сверкали, как у других, сколь бы долго и тщательно она их ни чистила.