Слепцы (ЛП)

Нет. Она оказалась в нынешней ситуации по суждению Адептус Арбитрес, а значит, по суждению Лекс Империалис и Его-на-Земле. Долг Кальпурнии состоял не в том, чтобы потакать своей гордости и фантазиям о руководстве, а в том, чтобы служить закону, чего бы тот от неё ни потребовал. Шира должна справиться.

«Кто я, – спросила себя арбитр, эхом отзываясь словам, которые до неё выучили наизусть поколения Кальпурниев, – без моего долга?»

Добравшись, наконец, до надзорного зала, они шагнули из неприятно узкого входного туннеля на ступени, вырезанные в круто наклоненном полу. Помещение, имевшее цилиндрическую форму, шло вверх под углом в сорок три градуса от давно закрытых торпедных хранилищ. Стены его, блиставшие интенсивным сиянием, расходились в стороны, чтобы встретиться вновь на высоте тридцати метров. На них то и дело перекрывались пластинки медного и бронзового покрытий, идущие поверху и понизу; узоры, создаваемые ими, казались Шире диковинным смешением выдержанной симметрии и беспорядочной путаницы. Здесь и там в наклонном туннеле висели пучки вымпелов, аналогичные тем, которые она видела в коридорах. Кроме того, на глаза Кальпурнии попадались витые и расшитые шнуры, немного напоминавшие веревки в псевдовинограднике Отранто. В концы некоторых из них были вплетены кусочки металла и камня странной формы, а другие просто покачивались на ветерке из вентиляционных отверстий в стенах.

Торму и Ширу окружали звуки, с трепетом возникавшие из пустоты: странные нотки, похожие на пение бокала под пальцем, протяжные колебания струн арфы или монотонный звук камертона. Спускаясь дальше по ступеням (где всё чаще и чаще попадались торопливые юные курьеры и согбенные сервиторы, несущие послания и приказные свитки), Кальпурния начала замечать источники шумов. Благодаря наклону туннеля арбитр смогла прямо с лестницы разглядеть участок крыши бывшей цистерны, где располагались насесты и платформы, врезанные в стены цилиндра повсюду вокруг неё. Каждое из «гнездышек» было построено рядом с паутиной сверкающей проволоки, усыпанной пучками стеклянных или металлических пластинок – или даже являлось её частью. Некоторые включения напомнили Шире о музыкальных подвесках, некоторые – о канделябрах. Часть насестов занимали операторы, подвешенные там или взгромоздившиеся сверху, за остальными наблюдали порхающие сервиторы-херувимы.

Во всем этом было нечто до безумия неправильное: например, звук, подобный удару гонга, который разносился от подвесной медной пластины, совсем немного не совпадал с движениями собственного источника – так незначительно, что начинали слезиться глаза. Ширу нервировало и то, как шумы становились громче или тише, совершенно независимо от того, приближалась арбитр к ним или удалялась, и то, как подвески вибрировали и звенели без единого ощутимого воздействия на них. Отчасти Кальпурния восхищалась происходящим, что редко себе позволяла. Отчасти она боролась с желанием зажать уши и, подвывая, броситься к выходу.

Когда Шира повернулась, желая вновь осмотреться, у неё скрутило живот от внезапных судорог, поднявшихся из мышц бедра. Арбитр вынуждена была подождать, пока из глаз не пропадут темные точки, и лишь после этого сумела шагнуть на следующую ступеньку.

Ведущий каратель истекал потом в покоях Отранто. С брезгливостью ощутив, что его одеяние промокло, а лоб и шея сделались липкими, Даст заставил себя дышать ровно и больше минуты простоял перед Оровеном, держа латные перчатки на реликварии. Поскольку молитв каратель не запоминал, он просто сосредоточился на строчках из «Авкторита Империалис» и повторял их, пока не собрался с мыслями.

Священник тем временем дергал ртом, как будто у него всё там пересохло, и сглатывал с пощелкивающим звуком. Они двое выглядели скверно, в отличие от Реде и Бруинанна, которые спокойно и расслабленно стояли по обеим сторонам от постели Мастера. От такой картины у ведущего карателя в груди закипела лютая злоба, и подавить гнев он сумел лишь через несколько секунд. Даст развернулся к местным арбитрам, борясь с желанием сжать кулаки.

– У вас было куда больше времени и возможностей, чтобы разобраться с этими покоями, чем есть у нас, – произнес он. – Расскажите мне всё. Пробегитесь по вещам, которые я упустил. Вы оба уже вызываете у меня подозрения своим молчанием.

И действительно, ни Лазка, ни Джоэг не сказали карателю ни слова после ухода Кальпурнии и Иланте.

Детектив и эдил-майоре переглянулись.

– Если вы просите, – начала Реде, – о кратком резюме по ориентировке, которую мы предо…

– Пусть Кальпурния, если ей хочется, сидит и листает бумажки, пока пальцы не отсохнут! – перебил ведущий каратель. – Я хочу увидеть всё своими глазами.

Даст опомнился, но арбитры Бастиона уже услышали противоречие в его словах – каратель понял это по их глазам. За такое он мог выдвинуть против Реде и Бруинанна дюжину обвинений – но не сейчас, ещё успеется. Пока что Даст нуждался в самоконтроле, и обрел его.

– Ассасин мог ударить на расстоянии, а не вблизи, – произнес он. – Возражения?