— Я Маша! Мы вчера с вами познакомились, забыли, наверное! Вчера, когда дождь был, вы с Лушей гуляли! — напомнила она с отчаянием, так и не сумев убрать обиженные нотки из голоса.
— Маша… Да, Маша. Послушай, Маша. Помоги мне сейчас, пожалуйста. Я болен. Четвертая стадия рака. Я… Я по времени не рассчитал немного. Не готов оказался. Я не думал, что это так быстро начнется. Врачи сказали — месяца два-три… Не так резко…
Он стрелял в нее короткими фразами, будто автоматной очередью. Она стояла, прижав ладони к груди, чуть ниже горла, крест-накрест. Она всегда прижимала ладони к груди, когда чего-то сильно боялась. Казалось, так надежнее. А еще казалось — там, за ладонями, прячется испуганная душа, и она ее защищает, как может. Чтобы не дрожала сильно.
— …Мне очень нужен укол, Маша. Мне больно нестерпимо. Может, ты все-таки… Попробуешь…
Она кивнула, сглотнула с трудом. Потом сообразила — кивнула, значит, согласилась. Значит, так надо… Надо, и все. Надо переступить через страх, через безволие, через обморок.
И пошла изнутри дрожь — тело не желало впускать в себя энергию внутреннего усилия. Оно привыкло ее не впускать, привыкло посылать импульс неприятия, когда перед глазами возникала картинка — руки медсестры со шприцем в ладони, игла входит в живое тело… Даже когда в кино такую картинку видела, глаза закрывались сами, автоматически. И дыхание пресекалось, и тошнота подкатывала. Ну такая она, что делать, извините! Трусость, невроз, астенический синдром! Не может она, не может!
А внутреннее усилие будто стояло рядом, глядело в глаза, усмехалось — давай, мол, расскажи человеку, молящему тебя о помощи, про свои трогательно-трусливые синдромы. Ну что же ты, давай! Вместо того чтобы сделать шаг, пересилить себя! Соберись, тряпка, потом стыдно вспоминать будет. Зачем тебе еще один стыд? Мало тебе, да? Хоть раз в жизни — соберись! Не бойся, я рядом. Я тебе не враг, я всего лишь внутреннее усилие.
Если бы кто-то объяснил ей, что это ее состояние длилось несчастные три секунды, она бы не поверила. Слишком тяжело далось. Будто вагон с углем разгрузила. Но далось же! Сделала вдох, выдох, шагнула из дверного проема к письменному столу. Оглянулась на Павла, спросила сухо, делово:
— Где, говорите, ампулы и шприцы? В котором ящике?
— Там, в самом низу, справа… Увидела?
— Да… А дальше что? Вы говорили, надо конец ампулы отломить? Да, поняла… Потом втянуть содержимое в шприц… Да, и чтоб воздуха не осталось…
Конечно, руки дрожали. Зато зубы сжимала так, что заныл болью верхний коренной, с которым давно собиралась идти к стоматологу. И в голове происходило что-то. Ужас был в голове — дошло наконец до сознания Павлом сказанное… Четвертая стадия рака. Боли. Умирает человек. Может сейчас, на глазах, умереть. С тех пор как умерла мама, смерть ни разу, хоть и случайно, так близко не подходила.
— Так… Куда ставить? — подошла к дивану, держа в пальцах наполненный шприц.
Павел повозился неловко, пытаясь стянуть вниз резинку спортивных штанов. Она отпрянула чуть назад, проблеяла испуганно:
— Ой, в ягодицу, что ли?
— Да. В руку труднее, не справишься, если не умеешь. Помоги, черт… Пальцы свело…
И пришлось самой дернуть вниз резинку штанов. Обнажилась худая, но крепкая ягодица. В первую секунду она отвела взгляд стыдливо…
— Слышишь, крест начерти! — глухо скомандовал Павел.
— Какой… крест? Где? — совсем растерялась, утирая со лба капли нервной испарины.
— Возьми ватный тампон, там есть… Намочи йодом, нарисуй сбоку на ягодице крест. Потом в середину креста и втыкай иглу, поняла? Так нерв не заденешь.
— А как втыкать? С размаху? Я не умею с размаху! Я вообще никак не умею!
— Да как получится! Ну же, давай! Не бойся!
— Ой, мамочки… Я боюсь…
Глаза заволокло обморочным туманом, голову опасно повело по кругу. Нельзя, нельзя сейчас туда, в трусливую панику. Господи, дай мне немного воли для внутреннего усилия. Самую капельку воли, авансом. И чтобы в обморок не упасть.
Так, хорошо. Вот она, середина йодного креста. Соберись, дыши глубже. Если тошнит, сглотни. Голова кружится — не помеха, потому что середина йодного креста тоже с головой в унисон кружится. Так, иголка вошла… Теперь лекарство… Как руки дрожат, зараза. Ходуном ходят. Но все получилось, слава богу, лекарство ввела. Теперь иголку вытащить…
Все! Можешь в обморок падать. Главное, сделала, что должна была сделать.
Надо сесть, а то ноги не держат.
— Спасибо… — вяло пробормотал Павел, видимо засыпая. — Как тебя там…
— Маша. Маша я.
— Спасибо, Маша. Я сейчас усну, эта зараза быстро действует… Еще раз тебе спасибо.
— Да пожалуйста, какие дела. Обращайтесь еще.