Не веря глазам, Самсоныч приблизился, тронул… Затем оглянулся очумело. Храмовая стража с благоговейным страхом взирала на чудо издали. В тени крытой пальмовыми листьями хижины прямо на песке, обессиленно уткнувшись головой в колени, сидел Влад. Услышав голоса, вскинул искажённое лицо.
— Взрывчатку!.. — выдохнул Самсоныч.
— Вся израсходована… — напомнил похожий на кузнечика Толик. С неподдельным интересом он присматривался к бетонной громаде. Жевать так и не перестал, но челюстями двигал теперь несколько медленней.
— Главное — чувствовал! — внезапно заговорил Влад. Голос его дрожал, рот кривился жалко и судорожно. — Чувствовал, что с концами ухожу… Он же мне остаться предлагал! Намекал дураку!
Самсоныч смотрел на него, как бы не разумея, о чём речь. Тёмные сицилийские глаза были безумны.
— Самсоныч! — Влад уже боролся с истерическим смехом. — Ты прикинь, что получается!.. Получается: я ещё только к лазейке шёл, а он уже машины с бетоном заказывал…
— Не сообщил почему? — страшно выпершил Самсоныч.
Влад окинул его ненавидящим взглядом.
— А связь? Связи-то не было! Как попёрло из дыры — чурки наши все в роще попрятались… Я — на базу, а мне там говорят: «Иди на хрен! Нам туда нос совать по контракту не положено…»
Самсоныч отшатнулся и ударил в бетонный монолит кулаками.
— Сам! — простонал он. — Сам ему зубы вставил!
Повернулся и, пошатываясь, побрёл к берегу, где уже стояли рядком три короба с неправедно добытым чёрным жемчугом. Три короба, за которые вполне можно было купить и Россию, и все прилежащие к ней окрестности!.. Сорвал с крайнего брезент, загрёб полную горсть жемчужин и вне себя метнул их что было силы в воду.
— Ты что делаешь? — забыв про субординацию, завопил кто-то из контрактников.
Горестно сгорбившись, Сергей Самсонович смотрел, как идут на дно прозрачной лагуны чёрные шарики.
— Россию топлю… — сдавленно вымолвил он. В сердцах — чего не скажешь! Ладно бы ещё Полинезию, а то — придумал: Россию он топит… Нет, дружок! Россия для тебя отныне и навеки — там, за звонкой толщей намертво схватившегося бетона — и не проломишься к ней теперь, не достучишься…