Слепые тоже видят

Ведь в нашу дверь никто не имеет права стучать, поскольку она ведет в номер гостиницы, которая в дневное время служит прибежищем для жаждущих любовных утех. Можно стучать в операционные, дубасить в резиденцию президента республики, колотить по крышке гроба, разносить в куски люк барокамеры, барабанить в дверь исповедальни, королевского сортира, но никак нельзя стучать в комнату, где скрываются от всего мира те, кто занимается любовью днем, ибо эта любовь самая настоящая, самая полная, самая насыщенная. Любовью лучше всего заниматься в послеобеденное время, друзья мои. Запомните это! Согласно статистике в одиннадцати случаях из десяти супружеские измены возникают по той простой причине, что супруги сношаются только по вечерам. И делают они это, находясь в сумрачном состоянии души, уставшие от повседневных забот, отягощенные вечными проблемами, сгущающимися в их котелке к ночи. И они вынуждены делать это через силу, что в конце концов становится невыносимым проклятьем! Акт происходит как бы на самом финише, когда силы после целого дня всевозможных перипетий на работе и дома оставляют их. Но они идут на это, поскольку ложатся в одну постель. Они, собственно, и поженились ради этого и вынуждены исполнять свой супружеский долг! Долг тереться друг о друга, не имея желания. Долг лезть друг на друга, поскольку брак в принципе призывает к этому. Последствия данной друг другу клятвы. А значит, нужно вывешивать флаг верности и чести — иначе куда ж их обоих занесет, женатых? Во что бы то ни стало необходимо оправдывать надпись на привинченной к двери медной табличке. И вот очень быстро настает тот день, когда проклятая усталость берет свое. И мы украдкой бросаем друг другу «спокойной ночи» и погружаемся в сон, каждый со своей стороны супружеской кровати, и прячем голову под крыло. И — начинаются послеобеденные любовные утехи с другими партнерами. С теми, кого мы находим несравненными по отношению (и сношению) к собственным супругам. То есть живем членораздельно! С этими другими мы укрываемся в таинстве чужих спален и совершаем то, что в обывательском понятии происходит только ночью. Эта искусственная ночь всегда бывает сладострастной, поскольку она распутна по собственной воле. И мы предаемся играм прелюбодеяния, хотя с детства нам вдалбливают в голову, что такая любовь греховна, а потому наказуема. Вот тут уж мы оттягиваемся на всю катушку, со свистом, так как запретный плод, как известно, сладок! Мы держим форму и жар плоти. И необходимо их сохранять, хотя бы исходя из того простого соображения, что этот грех весьма полезен для здоровья. Вот откуда возникают все эти черные мысли, когда я слышу настойчивый стук в нашу дверь.

— В чем дело? — спрашиваю я резко.

Ух, как я зол!

Вы думаете, чего я жду в качестве ответа? Естественно, голоса горничной (польки в тапочках, как обычно), спрашивающей, «скоро ли освободится?» или «вы нас звали?».

Но тембр голоса за дверью явно мужской. Гортанный. Густой. Такие голоса формируются с детства на юге, где горы и люди живут за высокими заборами. Зычный голос. Настойчивый.

— Это бррригадиррр Смешон, господин комиссаррр!

Во мне (и у меня) все падает.

Но какого черта ему тут надо? И, собственно, как его сюда занесло?

Я никому не мешал, нежно снял эту девчушку, разложил на мягкой постели, тихо взобрался на нее и, прошу заметить, не звал при этом никого на помощь… И вот пожалуйста…

Я натягиваю на задницу слипы и приоткрываю дверь.

Бригадир Смешон приветствует меня по всем правилам субординации, не обращая внимания на мой вид. Шутки в сторону, никаких улыбок и фамильярностей, когда речь идет об обращении к старшему по званию, даже если тот в трусах. Бригадир из тех, кто всегда на службе, даже на кухне или в постели со своей женой. Его лицо состоит из широких горизонтальных черт, расположенных одна над другой. Линия усов, линия черных как угли глаз, затем полоса широких бровей, и вплотную над ними линия козырька фуражки. В конторе он исполняет функции постоянного дежурного. Он глуп, но бдителен, как сторожевой пес. Бессмысленно пытаться попасть к шефу, если тот не хочет вас видеть. Смешон всегда начеку и в жизни вас не пропустит. Он неожиданно свалится вам на голову из ниоткуда и, выставив вперед верхние зубы, докучливо замордует вас вопросами.

— Прррошу прррощения, что помешал, господин комиссаррр, но господин диррректоррр пррросит вас явиться к нему немедленно. Вам необходимо пррриехать к нему во Фррранцузский банк. Он ждет вас!

Служака прикладывает руку к козырьку и делает «кррругом», даже не бросив взгляд в комнату, где Франческа мигом бросила вертеться перед зеркалом.

— Э, Смешон! — зову я.

Он оборачивается.

— Господин комиссаррр?

— А как так получилось… я имею в виду… Как вы меня здесь нашли?

Он пожимает плечами.

— Это не я, — заверяет Смешон, — это господин диррректоррр.

(Я только сейчас заметил, что у меня Смешон произносит кое-где слово «директор» с четырьмя «р». Это не из подхалимства перед начальством, а по невнимательности. Прошу впредь считать, что там всего три «р»: «Р Р Р»).