Я толкаю калитку. Она немного скрипит. Гравий хрустит у меня под ногами. Здесь на полпути находится наш маленький фонтанчик с круглым бассейном, пахнущим осенним кладбищем. А вверху над головой живой навес из дикого, несколько чахлого винограда. На нем появляются рахитичные ягоды не крупнее бузины. Каждый год я стараюсь его есть, но он кислый и без мякоти, одна кожура. Даже птицы его не клюют. Иногда я пробовал его на вкус лишь потому, что мне он напоминает детство. У меня в некотором роде склонность к перемещениям в пространстве и времени.
— Антуан! — слышу я голос Фелиции с порога нашего дома.
Я говорю себе: «Давай, пора играть свою роль, которую ты задумал. Решительно, непринужденно, смело!»
— Здравствуй, мама!
Еще шесть шагов. Я чувствую металлический коврик под ногами. У нас два коврика для ног. Один из металлической сетки, как скребок. Второй волосяной, чтобы тщательно вытирать обувь. Я доверяю памяти, доведенной до автоматизма. Только не думать о положении вещей. Когда ведешь машину, маневрируешь машинально. Ты же не говоришь себе: здесь я перейду на вторую скорость. Ты просто делаешь. Подсознательно ты тормозишь, включаешь указатель поворота, прижимаешься вправо. Да, но сейчас мне нужно думать о другом. Запах Фелиции. Тепло ее дыхания. Я прекрасно знаю, на какой высоте находятся ее плечи. Я обнимаю ее за шею. Я ее целую. После чего, как всегда при наших встречах, тыкаюсь носом в ее седые волосы на висках. Мы как два животных, маман и я, когда встречаемся. Жеребенок и его мать-кобылица. Нужно друг о друга потереться. Это как убежище, норка! Я чую носом запах новой ткани.
— Смотри-ка, у тебя новое платье?
— Да, мадам Фреми привезла его вчера вечером. Зачем я его надела сегодня утром? Наверное, почувствовала, что ты приедешь.
— Конечно же, почувствовала!
— Оно тебе нравится?
Я немного отклоняюсь назад. Делаю вид, будто оглядываю ее с ног до головы.
— Отлично сидит.
— Ты не находишь, что оно слишком яркое?
— Ничего не яркое, маман. Почему ты все время стремишься одеться в темное?
— В моем возрасте…
— Вот именно! Оставь темное молодым.
Мы входим в дом.
Магия запахов… Я стремглав несусь в кухню. Поднимаю крышку кастрюли. Я «смотрю».
— Ух ты! Об этом можно было только мечтать! Что тут у нас замышляется, мама? Кролик в белом вине!
В некотором роде мое поведение напоминает игру в горячо-холодно. Я играю, чтобы мать поверила, будто я вижу. Думаете, мне долго удастся водить ее за нос? Всегда случается какая-нибудь глупая промашка, и все насмарку! Именно тогда, когда меньше всего ждешь!
— Моя двоюродная сестра из Шамбери прислала письмо. Прочти, оно приколото на календаре.
Я иду и беру его в руки. Ни одного неверного движения.
Мои руки все делают мягко, быстро, почти уверенно. Я прикасаюсь к письму и узнаю жесткую почтовую бумагу кузины Марты. Она покупает бумагу в маленьком магазинчике на окраине, и бумага пахнет отсыревшими макаронами.
— Ладно, я прочту у себя в комнате, мама…
— О, читай сейчас, там всего строчек двадцать. Мне хочется узнать, что ты думаешь по этому поводу. Возможно, ее предложение заинтересует нас, а она просит ответить побыстрее.
Я вынимаю письмо из конверта. Разворачиваю, молясь про себя, чтобы держать его не вверх ногами и не обратной стороной. На всякий случай становлюсь немного боком к Фелиции.
Сколько времени длится чтение двадцати строчек? Я произношу невразумительные «хмм» и «угу». То, что в принципе может выдавить из себя кузен Антуан, которому старая перечница и старая дева Марта из Шамбери предлагает… Но что она предлагает? Вдруг меня осеняет.
Она предлагает свой домишко… Вот уже несколько лет твердит о том, чтобы сдать дом в пожизненную ренту… Она одинока, доходы ее невелики… Об этом я вспоминаю каким-то чудом. Я всегда слушал вполуха.
Мне в общем нравится Шамбери с его зоопарком, аркадами, старыми улицами, напоминающими Пьемонт. Но бесформенный дом Марты — мне его и даром не надо! Настоящий кошмар в глубине двора, заваленного всяким сантехническим хламом! Четыре помещения одно над другим. Каждое — целый этаж. И все это пахнет старьем, ветхостью, плесенью. Комнаты не ремонтировали со времен свадьбы родителей Марты, которая сама мотает уже восьмой десяток!
— Смотри-ка, она еще крепко держится, старушка! — говорю я небрежно и кладу письмо на этажерку между банкой с надписью «кофе» и металлической коробкой, на которой на китайский манер латинскими буквами выведено «чай».
— Какое твое мнение? — спрашивает Фелиция.
— Ну что мы будем делать с этим ужасным домом, мама?
— Да, конечно… — вздыхает она.
Я чувствую твердую почву под ногами и пытаюсь найти аргумент.
— Если бы еще этот дом стоял где-нибудь на природе, можно было бы его отремонтировать и жить летом. Но там такой страшный вонючий двор, заваленный ржавым железом… Я понимаю, что недорого. Только ведь никто его купить не захочет, даже отремонтированный. Я, знаешь, не гожусь в продавцы недвижимости. Ты в курсе, коммерция — мой давний враг. Я всегда покупаю за максимальную стоимость, а продать могу только с потерей. Как, например, с моими машинами…