Перестав колебаться, охотник мгновенно схватил ее и закинул в рот, подержал немного и запил из моей чашки.
Все же остерегается местный. Даже воду мою допил, не стал из другой чашки пить. А вот допить за мной не побоялся, демоном меня точно не считает. Это уже хорошо, надо и дальше осторожно себя вести.
Главное для меня — не спугнуть охотника. Он уже много диковин видел на мне и от меня, но не шарахается и не крестится истово, молитву не бормочет. Пристально смотрит, но не напряжен совсем.
То ли уверен так в себе, то ли последствия ранения.
Охотники обычно не очень религиозны, живут природой и больше в нее верят.
Да и карающая рука Церкви от них далековато, не вызывает трепета и нарушение непреложных истин для того же города.
Пока хлопотал на стоянке и просился в гости — чувство голода притупилось. Но теперь запах сушеного мяса и аромат от котла в очаге снова стали терзать желудок. Есть хотелось просто невероятно. Пришлось жестом попросить еды, охотник удивился, но махнул на котел, накладывай — мол.
Принес котелок, снял допотопную крышку и запах каши с мясом просто ударил по голове. Навалил себе миску и мгновенно все закинул в себя, работая ложкой. Организм требовал еще и еще, и я вопросительно посмотрел на охотника. Он к еде не притронулся.
Не до того, наверно.
Пристальный взгляд охотника понемногу перестал настойчиво давить на меня. Видно, что демонстрация моего незаурядного аппетита успокоила его. Раз я так голоден, значит я — обычный человек, со своими слабостями. Значит, незачем ждать от меня неминуемого нападения, если мне приходится голодать и просить еду.
Он приподнял руку, я ждал, что раненый мне покажет, но у него были свои мотивы поведения.
— Тонс. Тонс Драгер, — выговорил охотник. И еще что-то.
Пришло время представляться, понял я. Пожал плечами на дальнейшие слова и назвался только что придуманным именем, похожим и на имя охотника по стилистике, и на мое старое:
— Ольг. Ольг Прот.
Да, так будет лучше всего, и привыкну легко и на местное похоже.
Совместный прием пищи, наверно, что-то означает в местных традициях, если сразу во время еды Охотник назвал свое имя. Что-то вроде, как статус гостя получаешь, когда тебя пускают к себе и разделяют трапезу. Тонс тоже кинул в рот горсточку каши, похоже, для закрепления знакомства.
Реакции я на свое имя особой не дождался, Тонс просто кивнул головой и как-то еще закреплять знакомство не стал. Похлопал по боку котелка и махнул — типа, все можешь съесть. Сам поднялся осторожно и отошел от стола.
Оставшиеся пол-котелка кулеша, каши с мясом, улетело у меня за пять минут. Много я потерял энергии и даже вот так, объевшись, еще не насытился.
Ладно, пора узнать, как устроена жизнь на стоянке и где брать воду, как помыть посуду и где туалет. Вопросов много, но не спросить ничего, только жесты помогают общаться.
Тонс вернулся к столу, держа в руке мокасин своего погибшего напарника. Присел, долго и угрюмо смотрел на все, что от того осталось. Потом оглядел меня, видно, что без особой надежды, и на свою рану тоже глянул. Тяжело вздохнул, и обратился ко мне, спросил что-то. Ответить я не мог, и он быстро это понял, снова уставившись на мокасин.
Видя грусть по товарищу, которого охотник считал однозначно погибшим и по тому, что настроение было у Тонса, как у человека, ждущего вскоре смерть — меня осенило!
Я обдумал свою, пришедшую в голову, мысль, потом еще раз, покрутил ее по-всякому. И пришел к выводу, что пора действовать и донести до охотника то, что знаю пока только я.
Пора порадовать Тонса, попробовать поднять ему настроение и, главное — свой статус тоже. Известие, что Зверь мертв, наверняка поспособствует всему этому. Похоже, он не верит, что мы сможем отбиться от Зверя и ждет скорой смерти от зубов местного Альфы. Я его понимаю, остановить такую зверюгу невозможно без ловушки и толпы загонщиков.
Поэтому я сначала позвал Тонса по имени, потом указал на мокасин и рану на груди охотника и, как смог, жестами спросил, кто это сотворил.
Охотник с недоверием поглядел меня и коротко ответил:
— Корт..
Так я узнал первое слово на местном языке.
Пришлось подхватить сучок, и по мере способностей, на разглаженной земле, нарисовать большого свирепого кота и, тыкая сучком в творение рук своих, спросить:
— Корт?
Тонс кивнул.
Дальше я отмерил расстояние в три метра от дерева и опять изобразил вопрос. Типа, такого размера?
Тонс опять кивнул и сказал:
— Ка!
Вот и второе слово.
Тогда я принял героический вид и скромно показал, как колю Зверя копьем и убиваю его.
Прямо, как Георгий — Победоносец.
Тонс не сразу понял, а, вернее, не сразу поверил, что я изображаю именно смерть Зверя. Недоверие в его взгляде немного уменьшилось после пары минут клятвенных заверений в том, что Корт — мертв и лежит недалеко, через одну рощу. Я несколько раз показал, что живот Зверя проткнут и в нем торчит обломок копья.