СЛЁТКИ

И ухватив неприветливого мужчину под руку, повел в свой кабинетик, где висела в стеклянной рамочке и лицензия, и решение о создании юношеской спортивной школы при районном отделении РОСТО.

Хмурый, поглядев на рамочки, вышел из кабинетика умытым и перевернувшимся. Говорил на ходу:

- Это правильно! Это хорошо! Военно-патриотическое воспитание как-никак! Это у нас приветствуется.

Железная дверь в тир глухо ухнула, и можно было бы рассмеяться, но майор стоял, весь сжавшись, глядя отрешенным взглядом в пол. Какая-то новая, раньше невиданная и злая тень бродила по его лицу - даже не злость, а ненависть.

5

Август и начало сентября, кажется, слились для Бори в один непрерывный день. Даже еще однообразнее - в одну непрерывную стрельбу.

Может быть, потому, что он почти не выходил из тира, а жизнь наверху шла своим ходом, им не замечаемым. Глебка долго не выдерживал, маленький все-таки, и убегал, придумав для себя какие-нибудь неотложные хлопоты, но потом приходил опять, тоже тренировался. Изредка Боря спрашивал его:

- Ну что там, на улице?

Глебка перебирал всякую малышовую ерунду - что он мог знать? Боря вообще многое тогда как-то пропустил. Например, еще в августе

Головастик спросил просто так, без всякого подъелдыка, скорее, любезно осведомился:

- Ну что, надрался вчера ваш майор? Борис, как и Глебка, не понял.

- Да как же! - сказал Витек. - Вчера все десантники напились, телик-то смотрите? В Москве так вообще - в фонтанах тонули по пьяни. Вся милиция на бровях! День десантника… Пьют до полусмерти. В тельняшках да голубых беретах.

Борис, само собой, за майора вступился:

- Не все же алкаши!

- Алкаши не все, - легко согласился Витек, - но в этот день все десантники пьют. И, выходит, можно догадаться, десантник ты или нет!

Боря помотал головой, будто от комара отмахнулся, из головы эту мелочь выкинул.

Не очень большое значение придал он и событию довольно важному.

После той ночевки хаджановской бригады у них во дворе эти десять мужчин как бы рассыпались, будто стая комаров, когда дует ветер. Но на несколько дней всего лишь.

Хаджанов из тира по вечерам исчезал несколько раз, все в том же августе. Ребята оставались в тире одни, грешным делом Борис давал тогда пострелять из своей "скрипки" Глебушке, и у того получалось очень даже неплохо. Так что когда дядя Миша удалялся, строго-настрого наказав ребятам закрываться изнутри и никому не открывать, они, в общем-то, радовались.

Во-первых, прибавлялось немного свободы. И не какой там нибудь ерундовой детской самостоятельности, а свободы настоящей, вооруженной. И пусть она была ограничена этим тиром, этой железной дверью, и никуда они с этой своей вооруженной свободой выйти не могли, как-то само собой наваливалось на душу что-то новое, очень взрослое, непонятное и вовсе не легкое.

И не сразу, лишь постепенно отступало это ощущение. Проходило несколько десятков минут, они увлекались своим занятием, бесконечной

стрельбой - когда взгляд сосредотачиваешь на мишени, останавливаешь дыхание, когда наливаются металлом руки.

Если подумать, какое это удивительное занятие - приготовить тело, дух, мозг, даже принудить их к тому, чтобы соединить одним промельком, мгновением две точки - мушку и мишень. Сами по себе они почти ничто, но, обретая дух, силу, власть, переданные им человеком, они сливаются во что-то подобное совершенству.

Странному совершенству. Даже страшному, потому что только прикажи своей воле, и пуля полетит в избранную тобой, не обязательно бумажную, мишень. То, что зовется тренировкой - отвори только дверь! - станет опасным делом, наказанием кого-то, над кем-то насилием, болью, даже смертью! Какая же опасная власть может быть дарована им, Борису и Глебу, только направь их ум в кому-то нужную сторону. Только обучи. Только внуши. Подтолкни, сказав, что это надо…

Неосознанно, не вполне внятно, но чувство тяготы от собственного умения держать в руках вот эти легкомысленные и вроде неопасные мелкокалиберные винтовочки обладало какой-то самостоятельностью. Даже независимостью.

Но пока эта независимость сходилась в черный кругляш десятки на бумажной мишени. А мысль о живой цели, слава Богу, не приходила. Может, сказывалась муштра Хаджанова, ведь все, что касалось стрельбы, всякие, даже мелкие разговоры, простые реплики ни разу не выбирались за пределы тира. Кроме обсуждения возможных соревнований в областной столице.

Вечерние исчезновения майора между тем скоро закончились. Вернувшись однажды слегка подшофе, он радостно сообщил, что инцидент с милицией, опечатавшей было тир из-за какой-то глупости, окончательно замят и что он добился своего и купил дом и землю покойной Яковлевны.

Мальчишки поначалу не сразу сообразили, о чем он говорит. Первым очнулся Борис, напомнил Глебушке про корову Машку, которая мычала два дня, а ее вымя, истекающее молоком, лизали собаки.