Слеза чемпионки

Поскольку все пары в одно время на катке не помещались, меня просили объединиться с Игорем Борисовичем. Я ответила: конечно, все будет замечательно. Хотя, честно говоря, мне с ним приходилось нелегко. Поскольку я отношусь к нему с огромным уважением и пиететом, Игорь Борисович мог прийти и безо всякого вступления сказать: мне сейчас нужна музыка на двадцать минут. Он не спрашивал, какие у меня в этот момент тренерские планы. Или: Ира, давай сегодня так, а завтра иначе. Я под него меняла планы тренировок своих ребят. Я ни на минуту не забывала: он старше меня и опытнее, и спортсмены, с которыми он в данный момент работает, по классу выше моих спортсменов. Хотя можно было спокойно закатить истерику, как у нас это часто делают. Покричать, повопить, выбить себе какие-то преференции. Но ему нужна была музыка на двадцать минут, и я спокойно уходила на второй план безо всякого ущемленного самолюбия.

Виктора Кудрявцева я знаю меньше. Кудрявцев — человек тихий, к тому же у него всегда было только одиночное катание. Хотя звание заслуженного тренера он получил за пару Людмила Смирнова — Андрей Сурайкин, ставшую второй на Олимпийских играх 1972 года. Виктор Николаевич в обычной жизни очень незаметный. Каких-то бурных проявлений характера с его стороны я никогда не замечала. А тренер он очень мощный. Умел любого научить прыгать.

Он в течение не одного десятилетия сохранял свой тренерский потенциал и работает по-прежнему очень хорошо. Хотя у него всякое случалось: группы расходились, сходились, наступало время, когда учеников было много, и время, когда их было мало. Но он никогда не остается без спортсменов. Если возникает вопрос, как научиться прыгать, то идут к Кудрявцеву. Если возникает вопрос, как сделать программу, идут к Тарасовой.

Был период, когда Таня со своими «мозгами в другую сторону» могла такое придумать, что другим и не снилось. Думаю, что больше всего она свою фантазию сдерживала в отношении Зайцева и меня. Потому что Шура Зайцев к любым фантазиям относился с подозрением. Поэтому на катке все время стоял дикий крик — мы наступаем на горло ее песне. Мы всегда старались быть соавторами тренера. У нас со времен Жука так было поставлено: если элемент в чем-то неудобен, как бы он ни был красив, мы от него отказываемся. Программа должна иметь стопроцентную гарантию надежности.

Как любая женщина, Татьяна Анатольевна лучше понимала женскую часть, женскую партию в паре, как в танцевальной, так и в спортивной. Что сзади делает партнер, как мне казалось, ее мало волновало. Зайцев возмущался: я устал в выпадах ездить. Если посмотреть с этой точки зрения на ее программы даже танцевальных пар, то, конечно, больше внимания она уделяла партнерше. Поэтому Татьяне, я думаю, с нами было тяжело, хотя мы к ней пришли именно потому, что нам хотелось творчества в катании. Честно говоря, слово «мы» здесь не подходит. Это был стопроцентно мой выбор. Я мнением Зайцева не интересовалась, хотя Сашу в тот момент, и меня, естественно, тоже, очень сильно «обрабатывала» Елена Анатольевна Чайковская — ей очень хотелось, чтобы мы перешли к ней. Но я прекрасно понимала: там, где есть Пахомова — Горшков, где есть Ковалев, мы автоматически становимся третьими, а меня такая расстановка не устраивала абсолютно. Меня и Жук перестал устраивать, когда он слишком много внимания стал уделять другим ученикам. Что касается работы технической, работы по нагрузкам, здесь я была Жуком подготовлена очень хорошо. Но во всем, что касалось хореографии и композиции программ, у нас всегда были с Жуком пробелы. Исключительно за этими компонентами я в свое время пришла к Татьяне Анатольевне Тарасовой.