Слеза чемпионки

Я вернулась в Москву одновременно со Славой Фетисовым, может чуть раньше, и сразу получила от него предложение работать в одной команде. Планы у меня тогда были четкие — заняться строительством своего Дворца, но пришлось подключаться к организации общества «Спортивная Россия», где я позже стала председателем исполнительного комитета. Мы создали национальную премию «Слава», я вошла в Президентский совет по спорту, а позже — еще и в Общественную палату, помогала Ладе Фетисовой в благотворительном фонде «Республика Спорт». Было еще множество всяческих комитетов и комиссий, куда я входила. Но хотелось работать по максимуму, к этому меня приучил спорт. И я ввязалась в две избирательные кампании — в Думу и в Олимпийский комитет России. Я прекрасно понимала и отдавала себе отчет, что вступаю на чужую территорию. Но то, с чем я столкнулась, оказалось за границей моего разума, далеко не сильно испорченного американской демократией, — я к ней всегда относилась скептически. Но родная действительность превзошла все ожидания.

Начнем с Олимпийского комитета. В декабре 2005 года в нем по уставу должны были проходить выборы президента. Осенью 2004-го Фетисов и Тарпищев встречались с Самаранчем, и наиболее влиятельный в олимпийском движении человек сказал, что лучшей кандидатуры, чем моя, он в России не видит, добавив, что МОК всегда будет поддерживать трехкратную олимпийскую чемпионку, тем более все, кого он знает в Олимпийском комитете (а знает он, естественно, всех), ко мне расположены.

Я начала собирать команду и объявила о своем выдвижении. Газета «Известия» устроила опрос среди читателей. Напомню, что скандальный Солт-Лейк еще был у всех в памяти. Дальше, при Фетисове, Олимпиады прошли гораздо успешнее и, что самое важное, без скандалов, что как-то примирило общественность с «вечным» президентом Тягачевым. Но тогда читатели «Известий» проголосовали со счетом то ли 96: 4, то ли 97: 3 в мою пользу. Запахло жареным, и Тягачев исчез в кремлевских коридорах. Кого и как он уговаривал, мне неизвестно. Я даже доводов за него придумать не могу, но вот что происходило дальше.

Мои соперники оказались неумными, но очень хитрыми, давно в этом бульоне варившимися и в этом лесу кормящимися. Прежний президент ОКР Виталий Георгиевич Смирнов помогал в свое время Тягачеву выйти на первые позиции, но потом команда Тягачева его, можно сказать, отодвинула. Я собственными глазами видела, как велик его вес в Международном Олимпийском комитете, где он тогда занимал пост вице-президента. Это невероятно, но в МОКе он выглядел намного представительнее, чем дома. Там с ним считаются, его мнение там далеко не последнее, а здесь его загнали в закоулки Национального олимпийского комитета. Вся нынешняя верхушка, которая долго там рулила, на него никакого внимания не обращала. Не учитывать колоссальный опыт и знания такого человека, если это не сознательная позиция, исключительная глупость. Я совершенно четко почувствовала, особенно в последние дни перед Олимпийским собранием, что он очень хотел нам помочь.

По большому счету, если рассматривать все, что происходило на Лужнецкой набережной, с точки зрения Олимпийской хартии, нарушений набралось слишком много, и далеко не мелких. Другой вопрос, надо ли было превращать в скандал это «Олимпийское собрание»? Может, и надо, но эта свара не должна была исходить от меня. Это мероприятие превращалось в базар. Выборы, особенно те, когда определялся исполком, носили абсолютно непристойный характер.

Собственно, собрание началось с того, что высокопоставленный сотрудник Администрации президента заявил, что она поддерживает Леонида Васильевича. Удержавшийся Тягачев разыграл это собрание по своим картам. Грустная вышла картина, когда появился расстроенный и подавленный Александр Попов и снял свою кандидатуру. Потом металлургический магнат Лисин забежал на минутку — без галстука, в красном свитере, — и снял свою кандидатуру, затем сделали красивый шаг считавшиеся запасными вице-президенты НОК Хоточкин и Кузин, царство ему небесное. Я сидела, смотрела на все это и понимала, что, по большому счету, здесь борются только со мной. Близкий к Фетисову человек, который уже знал, чем все закончится, сказал: «Ира, здесь делать нечего, пойдем домой. Не будем устраивать им праздник». Но я отказалась. Хотела увидеть все до конца.